Я оставлю свет включенным - [68]

– Я не сошла с ума. – Голос Татьяны сорвался на крик. – Я видела вас с детьми два года назад на автобусной остановке, когда вы только приехали. Они называли вас Глафирой, я запомнила имя, уж больно редкое, а вы их английскими именами и говорили о том, что сейчас они должны называться по-русски. Вчера я увидела их документы – Кейт, Димитрий, Мэри, Энтони, – и вспомнила ту встречу!

Глафире показалось, что небо обрушилось на нее и придавило. Тетка на остановке? Она не помнила ничего подобного. Она тогда была в жутком стрессе, как так получилось… Нет, Татьяна не могла ничего слышать. Она выдумывает. Просто увидела паспорта.

– Ташенька, о чем это она говорит? – растерянно спросил Григорий Антонович, глядя на побледневшую Глафиру, которая тихо что-то шептала, но слов было не разобрать.

– Я говорю о том, что она лгунья и дети нелегально находятся в стране. У них были визы на полгода, но они просрочены, дети должны вернуться в Англию. А вам, милочка, предстоит объясниться с правоохранительными органами, – торжествующе закончила она.

Голос Глафиры зазвенел как струна на ветру:

– Вы понимаете, что вы творите? Зачем вы это делаете? Зачем вы лезете в жизнь незнакомых вам людей и разрушаете ее?

Татьяна, сделав несколько шагов назад под натиском Глафиры, опомнилась, пришла в себя и снова почувствовала почву под ногами.

– Я-то как раз отдаю себе отчет в действиях! Это вы не понимаете, что творите! Вы привезли детей из их дома в эту дыру, где они лишены элементарных условий, у вас даже туалета нет нормального! Или бедные сиротки – это не родные детки, зачем тратиться?

В несколько шагов Глафира оказалась рядом с Татьяной и почти занесла руку для удара, но в последний момент сдержалась.

– Уходите, – так тихо сказала она, что Татьяна даже не расслышала.

– Что? – переспросила она.

– Что слышала! – вдруг заорала Клавдия и сделала то, о чем мечтала Глафира. Подскочив к Татьяне, она схватила ее за руку и поволокла в калитке.

– Отпустите меня! – заверещала Татьяна. – Что вы делаете?!

– Прогоняю хамку, явившуюся без приглашения! – рявкнула Клавдия, распахивая калитку и выталкивая Татьяну наружу. Та не устояла на ногах и упала прямо в дорожную пыль.

– Ух! – с гордостью крякнул Григорий Антонович и потряс стихотворением.

– Стерва, – заключила Клавдия, плюя под ноги Татьяне, разворачиваясь и возвращаясь в сад.

– Это правда? – тихо спросила Анна, подходя к Глафире и неожиданно для самой себя открывая объятия. Глафира колебалась несколько секунд, но затем сделала шаг по направлению к Анне и обняла ее, разрыдавшись. Весь этот груз, который она тащила на себе два года, в конце концов оказался для нее непосильным. Она сломалась.

– Ничего, ничего, девочка, – слегка дрожащими руками Анна погладила Глафиру по голове, как давным-давно гладила маленькую Лиду, когда та разбивала коленки. Правда, тогда ее сводило с ума нытье дочери, и объятия были единственным способом его избежать. И только сейчас Анна поняла, почему люди испытывают потребность в прикосновениях. Наполненные собственными эмоциями до краев, испытывают потребность с кем-то поделиться, чтобы их не разорвало. Объятия превращают людей в сообщающиеся сосуды.

– Я все провалила, – сквозь слезы пожаловалась Глафира.

– Ну-ну, ничего вы не провалили, – уверенно ответила Анна. – Это просто козни мелкой неудачницы. Вернут вам детей, вот увидите.

Глафира сделала шаг назад и попыталась вытереть льющиеся градом слезы.

– Нет, вы ничего не знаете, их мать умерла из-за меня! – срывающимся голосом начала она, а Анна покосилась в сторону Клавдии и Григория, что-то горячо обсуждавших возле калитки.

– Девочка моя, не говорите мне ничего, о чем потом пожалеете. – Она снова обняла Глафиру, а та прижалась к ней, словно к собственной матери, которой у нее никогда толком и не было.

Анна Ивановна махнула своим спутникам, жестом призывая их разойтись. Она помогла Глафире войти в дом, довела до спальни и уложила на кровать, прикрыв легким одеялом, сшитым из цветных лоскутов. На секунду залюбовалась работой – идеальная геометрия линий и подбор цветов. Ничего кричащего, все сдержанно и очень элегантно. Такая мать несомненно привьет детям хороший вкус. Да и дело не только во вкусе. У Глафиры дома дети чувствовали себя лучше, чем во многих семьях счастливых обладателей холодильников. Вселенскую справедливость необходимо восстановить, и Анна Ивановна собиралась этим заняться при первой же возможности.

* * *

Едва за Анной Ивановной закрылась дверь, как Глафира резко села на кровати. Ужасно хотелось спать, но сейчас она не могла позволить себе такую роскошь. Ей казалось, что она падает в черный колодец, что полоска голубого неба над ее головой становится все уже, и скоро ее совсем не станет, она захлебнется этой чернотой. Выход был только один – переключиться на что-то другое. Попытаться спасти кого-то, раз уж она не смогла спасти себя.

Спустившись к Марку и молча отдав ему его обед, состоявший из буханки свежего хлеба, овощей с грядки, куска запеченного мяса и запотевшей бутылки кваса, Глафира соврала ему, что собирается пойти в школу поговорить с директором. Посоветовала никуда не выходить, если он не хочет выдать себя раньше времени.