Я обещала, и я уйду - [6]

Иринапризадержалась.

-- Не знаю, -- сказала, -- я уже ни-че-го-не-зна-ю.

-- Не возьмешь, значит?

Тамаз разорвал бандероль, пустил десятирублевки по ветру. Они, кружась как ржавые листья, разлетались вкруг маяка, то исчезая во мраке, то вспыхивая вновь -- чем дальше, тем бледнее. Тамаз хрустнул следующей пачкою, пустил по ветру и ее. Полез заследующейю

-- Постой, -- бросилась Ирина, удержалаего руки в своих. -- Покорил! Лучше потратим вместе. Как же тебе удалось-то? Там, наверное, мафия?

-- Мужчинадолжен иметь свои маленькие секреты, -- улыбнулся Тамаз. Потом привлек Ирину и поцеловал.

Онаобмяклаю

Гобеленные кони стронулись вдруг с местаи понесли карету вдаль. Шевалье во весь опор мчался вослед, ветер трепал перья наего шляпе, и Иринав прерывистом свете заоконного маяказакусилауказательный: ей стыдно было кричать, аудержаться онане могла. Зубы вдруг стиснулись так, что напальце выступилакровь: красная капельканабелой кожею

Восторг, наконец, несколько утих. Кони замерли. Иринаприразжалазубы.

-- Господи! что это было?! Что же это такое было?!

-- Любовь, -- ответил Тамаз, приподнявшись налокте, глядя наИрину с большой нежностью, хоть и не без довольствасобою. -- Больше ничего. Просто любовь.

-- Милый, единственныйю -- принялась покрывать Ириналицо Тамазапоцелуями. -- Счастье в гостинице. Как странною как нелепою

-- И все-таки ты должназаменя выйти!

Мгновенно лицо Ирины стянуламаскастрадания.

-- Нет, -- сказалаженщинаочень твердо. -- Это невозможно. Нет-нет-нет! Даи зачем тебе?

-- Нет! нет! -- передразнил Тамаз. -- Опять -- нет! По-чему?!

-- Мелодрама, -- ответилаИрина. -- Я должнаумереть.

-- Все должны умереть! -- не остыл еще от раздражения Тамаз, не научившийся покудаполучать в этой жизни отказы.

-- Вотю возьмию потрогайю -- положилаИринаего руку назаряженную смертью грудь.

Он погладил, взял сосок нежной щепотью. Ирину снованачало забирать, и, с трудом пересиливая себя, оназашептала:

-- Нет. Погоди. Вот, здесь. Потрогай! Вот. Шишечка. Шишечкас горошину. Чувствуешь?

Тамаз почувствовал.

Сновапривстал налокте. Посмотрел в лицо Ирины как-то недоверчиво.

-- Ты же грузин, -- принялась убеждать онасебя, его ли. -- Тебе нужны дети. Я б одного, положим, еще и успела, но как я оставлю его сиротой? Саматак рослаю И как взвалю натебя свое умирание? Если б ты знал, как это некрасиво: умирать. Поверь, я видела! Ну, глупенький, -- погладилаТамаза. -- Теперь понимаешь? Полторагода. Или два. И яю уйду. Месяцев десять смогую жить. Не дольше. А теперь поцелуй меня, слышишь?.. если тебе нею не неприятною слышишь? Я хочую яю хочую 12.11.90 Тратить вместе они начали нарынке: Ириназапрокидывалаголову, аТамаз опускал в раскрытый, соблазнительный рот подруги то щепоть гурийской капусты, то дольку мандарина, набивал сумку поздним виноградом, орехами, фейхоаю

-- Напои меня вином и освежи яблоком, -- хохоталаИрина, -- ибо я изнемогаю от любви!

находу осыпал лепестками роз, обрывая их с огромной красно-белой охапкию

По дороге с рынкастояладревняя церковь.

-- Византийцы построилию -- пояснил Тамаз. -- Еще в одиннадцатом веке. Абхазы были тогдасовсем дикимию

-- А сегодня? -- зачем-то пошутилаИрина.

-- И у меня есть гипотеза, -- подчеркнуто не расслышал Тамаз иринин вопрос, -- что по древнему обычаю они пролили в фундамент человеческую кровь. Убили кого-то, чтоб храм стоял тверже.

-- А может, они правы? -- вдруг погрустнела, посерьезнелаИрина. -- Гляди: ведь стоитю 14.11.90 Ирине воображалось, что, рассмотрев его с брезгливым вниманием, Реваз Ираклиевич бросил свидетельство о браке наскатерть.

-- Ты -- князь! -- провозгласил. -- Единственный наследник родаАвхледиани.

-- Тебя не поймешь, папа, -- ответил Тамаз. -- То ты член ЦК, то снова -князью

-- Молчать! -- стукнул Реваз Ираклиевич ладонью по столу.

Тамаз притих. Вошлаприслугас десертом. Возниклапауза.

НатэлаСерапионовна, с некоторой опаскою поглядывая насупруга, потянулась через грязные тарелки засвидетельством, принялась изучать.

-- Былаб хоть из Москвы, из хорошего дома, -- сказала.

Реваз Ираклиевич выразительно посмотрел в сторону прислуги, которая как-то специально замешкалась в дверях и которую этим взглядом сдуло как ветром.

-- И вдобавок ты -- трус!

-- Трус? -- переспросил Тамаз.

-- Конечно: сбегал, зарегистрировался, чтобы поставить нас перед фактом. Исподтишкаю

Неимоверный вид насказочный Тбилиси из окна-фонаря высоко стоящего ателье, давысокая информационная насыщенность, вообще свойственная мастерским скульпторов, художников, архитекторов ли, атут усугубленная тем, что хозяин -малознакомый возлюбленный, -- напервых порах защитили Ирину от ощущения унизительного одиночества, в котором оставил ее Тамаз, уехав разговаривать с родителями.

Душою той мастерской были церкви: рисунки, макеты, проектыю

Налюбовавшись вдоволь и ими, и заоконной панорамою, Ириназавернулав спаленку, окинулахозяйским взглядом, пошлав прихожую, распаковалачемодан, и, отыскав накухне ящичек с домашним инструментом, принялась прибивать-прилаживать над тахтой гобелен с каретоюю

-- Зачем?! -- рвал с шеи Тамаз золотой крестик, -- зачем вы навесили его наменя?! Ейю ей жить год осталось, полтора! Потерпте, в конце концов! Вид сделайте!