«Я, может быть, очень был бы рад умереть» - [58]

3. Аномическое самоубийство (путаница, отражающая меняющиеся тенденции в обществе, например, когда богатые убивают себя чаще, чем бедные; разрушение институтов и религиозных убеждений; экономический кризис и кризис веры в будущее и т. д.)

4. Наконец, фаталистическое самоубийство (вот это даже слишком, потому что здесь смешиваются типы, которые, не должны были этого совершать, как молодые люди, которые только что поженились, и случаи, которые даже можно считать разумными – рабы и женщины, у которых не может быть детей).

Мой дорогой, осмелюсь предположить, что очень маловероятно, что мы когда-либо серьёзно будем обсуждать этот случай… признаюсь, я бы не хотел внезапно попасть в категорию аномалий, которая звучит больше как болезнь крови. Ни в категорию «одинокий холостяк», которая так банальна, как комната с разбросанными носками и крошками от печенья на полу… В маловероятном случае когда-либо обсудить это серьёзно, «моя» была бы, надеюсь, вписана в любопытное сочетание: эго-альтруист.

Эго-альтруизм: меланхолия, компенсируемая определённой моральной стойкостью.

Я восхищаюсь теми, кто бескомпромиссен в своих бессмысленных мечтах. Мечтах, в которых они не надеются получить что-либо, блага или богатство, кроме уверенности быть правыми, так сказать, и быть уникальными в выбранном ими способе мечтать.

Когда я разговаривал с Епископом, я говорил ему о добре, проник до костей через раны Христа, но не сказал, что особенно меня поразило у Достоевского: Кириллов. Персонаж «Бесов», Кириллов – человек, который решает покончить с собой по одной единственной причине: у него нет никакой причины для этого. Только чтобы продемонстрировать свою свободу воли, триумф Разума. Поэтому он убивает себя, а также берёт на себя вину за убийство другого человека, будучи невиновным (он подписывает прощальное письмо, где обличает себя, прячась под очень странной фразой Vive la République démocratique, social et universelle ou la mort![30]) Конечно, это часть далась ему нелегко, потому что он в своей жизни и мухи не обидел, даже до такой степени, что он прячется в шкафу, мучается, но он поклялся покончить с собой и превосходно держит своё слово. Есть ещё замечательный князь, просто чтобы объяснить свою необъяснимую порочность, он вешается. Он уже пришёл к выводу, что Бог исчезает при дневном свете.

Мне нравятся русские, и не только за их романы – губительное чтение для этой головы – или за безудержную тягу опрокинуть стаканчик, но в основном потому, что, когда двое друзей русских встречаются, они приветствуют друг друга так: «ай да сукин ты сын» и «о, придурок, наконец-то я тебя увидел, мать твою», при этом выражая не только искреннюю дружбу, но и самые сентиментальные похвалы, и в этом они такие же как и мы. А если есть повод, они даже обмениваются любовными объятиями и смачными поцелуями, некоторые весьма слюнявые, по мнению иностранцев.

Тоска компенсируется определённой моральной стойкостью.

– Ручная граната, забитая тебе в рот, была бы надёжней.

Так я иду по улице, меньше думая о ней.

* * *

Идеальная изоляция

Солнце садится в сторону Лиссабона, направляя на восток горячий прямой луч над дымовыми трубами пробковой фабрики. Круглые дымоходы, сделанные из маленьких кирпичей, кирпичик к кирпичику по кругу, работа британцев XIX века. Трубы упираются в небо двумя пальцами победы. Или как гигантская пара дымящихся рогов, зависит от нашего настроения и того, что мы вспоминаем в этот момент, в конце дня.

Мы были поражены этой пространственной трагедией.

Человеческий торс без рук и головы упал в Техасе с 65-километровой высоты. С неба на землю, он умер в обратном порядке. Но одного моего родственника особенно воодушевила идея высоких технологий:

– Титановые пластины. Я бы продал их китайцам. Это и заклёпки, и чипы, и всё, что только можно найти на месте крушения, – сказал он, растянувшись на диване.

Я всегда чувствовал особую тягу к космическим челнокам, начиная с первого, потому что моя квартира, на третьем этаже по Сенфинской дороге, смотрит на пробковую фабрику, которая, (ты мог бы это вспомнить гораздо раньше), поставляла сырьё в Колумбию!

Летом некоторые мои школьные приятели ходили в футболках с надписью «I Love Cork»[31] с пухлым космическим челноком на орбите, подмигивающим и смеющимся. Не Карлоту. Карлоту, должно быть, продолжал ходить в той же рубашке с рогами изобилия, пока не потерял ногу. Но я до сих пор помню, как Селештину был одет в эту рубашку из Колумбии, и она ему отлично шла, пока он не убил человека и не повесился сам.

Мы все знали, что космические корабли везли нашу пробку в кабине пилота, в самом сердце командного отсека. Для американцев с их синтетической пеной, идеальным изолятором всё равно оставалась наша пробка.

– Мы покоряем космическое пространство! – горланил какой-то пьяница на Прямой улице.

Теперь все говорят, что концепция shuttle не оправдала ожидания космического путешествия. Он был слишком дорогим, выполнил всего несколько миссий, перенёс два трагических взрыва, первый Challenger при взлёте, второй Columbia при повторном запуске. Один англичанин предположил, что керамические пластины выскочили и ударились о топливный бак, спровоцировав разрушение шаттла, следовало бы заменить их на печёночную мембрану Кита Ричардса из «Роллинг Стоунз», которая бы точно выдержала. Отличная идея, но почему не пробку, должным образом приготовленную на пару при сотнях градусов по Цельсию? Уверяю вас, что в отношении нашей пробки мы выполняем в полном объёме требования качества изоляции, давайте не будем всех чесать под одну гребёнку.