Я, мой брат Лёха и мотоцикл - [7]

Шрифт
Интервал

— Хорошо, давай запишем, — согласился папа. — Но Лёха для хоккея слишком маленький.

— Ничего, на коньках он уже стоять умеет, а там и подрастёт.

— Ладно, — сказал папа. — Всё равно надо будет покупать для них и защитный жилет, и наплечники, и щитки, и прочие вещи. А там пусть сами выбирают.

Мы с Лёхой выбрали хоккей. Но я тут же подумал-подумал, и спросил у папы:

— Пап, — спросил я. — А как же наш мотик? Он что, так и будет там ржаветь?

— Почему же? — удивился папа. — Будем иногда приезжать и кататься. Для разнообразия. Как, не возражаете?

— Я не возражаю! — тут же закричал Лёха. — Я как поеду, как газану, как обгоню всех-всех-всех, так сразу и получу все медали и подарки! Вот.

Он даже букву «ры» сумел при этом выговорить. И сам не заметил, как у него это выговаривание получилось. Зато заметила мама и сказала:

— Я теперь совсем ничего не понимаю, что им надо, что им можно, а что не надо и нельзя. Решайте сами.

А я подумал-подумал и тоже решил не возражать.

Так мы стали ходить еще и на хоккей, который был рядом с нашим домом, и ездить в мотоклуб, который далеко.

Глава 8

Шайба против мотика

На хоккее мы катались на коньках — сперва всё по кругу да по кругу. И просто так катались и с клюшкой. Долго у нас с Лёхой не получалось быстро ездить ни передом, ни задом. Потом понемногу стало получаться. И у других мальчишек тоже. Только эти мальчишки ничего про мотики не знали. Потому что у них другие папы с мамами, которые тоже не знают.

Уже зима наступила, а мы всё катаемся да катаемся. Но однажды тренер бросил на лёд шайбу и сказал, чтобы мы все вместе гнали её в ворота. А в какие, не сказал. И все побежали за шайбой, и я побежал тоже. Потом все побежали назад и чуть не уронили меня на лёд, потому что я ехал последним и едва успел отъехать в сторону. А Лёха не успел, и его уронили. Потом они опять побежали вперёд, а шайба скользила по льду впереди всех. Они без всякого толку бегали за шайбой то вперёд, то назад. И так мне надоела эта беготня, что я сел в сторонке и стал ждать, когда закончатся наши занятия.

А Лёха носился вместе со всеми, но он был самым маленьким и не поспевал за другими. К тому же его всё время толкали и роняли. Он оставался лежать посредине уроненным, все за это время успевали добежать до ворот и повернуть обратно. Лёха вставал на ноги, поднимал свою клюшку, поправлял шлём, чтобы лучше видеть, и видел, что шайба катится впереди всех прямо на него. Он кричал: «Шайбу! Шайбу!», кидался на эту шайбу, и его опять толкали и роняли.

Тогда дядя тренер на Лёху заругался, чтобы он не нарушал порядок и не мешал бегать остальным. А Лёха — он не умеет не нарушать и не мешать. Он всегда что-нибудь нарушает и кому-нибудь мешает. Мама говорит, что у него шило в одном месте образовалось, шило это всё время колется, поэтому он такой нарушительный и мешательный.

А я совсем другой — я в дедушку. А Лёха, я думаю, ни в какого ни в дедушку, ни в бабушку, ни в папу, ни в маму, ни в меня, а сам в себя самого.

Так мы ходили на этот хоккей и ходили, бегали за шайбой и без шайбы друг за другом, и до того мне надоел этот хоккей, что я однажды, когда мы сели ужинать, спросил просто так у своего папы:

— Пап, — спросил я у него просто так. — А наш мотик не украли?

— Думаю, что нет, — ответил папа.

— А давай поедем и посмотрим, украли или не украли.

— Давайте поедем! — закричал Лёха и дрыгнул меня под столом ногой.

— Ну, что ж, — сказал папа. — Вот наступит суббота, и поедем.

— А когда она наступит? — спросил Лёха и опять дрыгнул своей ногой по моей ноге.

Я не выдержал и тоже дрыгнул.

А мама сказала:

— Я вот вам подрыгаю! Останетесь без сладкого.

— А он первый дрыгнул, — сказал Лёха.

— И не правда, — сказал я. — Он первый дрыгнул, а я второй. Он просто первый сказал, что я первый дрыгнул. Потому что вредный.

А мама сказала:

— Ты уже большой, а Лёха маленький. Мог бы и не отвечать на его дрыганье.

— Ага, — сказал я. — А он тогда ещё сильнее дрыгнет.

— Оба останетесь без сладкого, — сказала мама. Подумала-подумала и сказала ещё: — Если будете опять дрыгаться за столом.

Мы перестали дрыгаться и съели крем-брюле. И Лёха тут же, даже не вытерев своё лицо от крем-брюле, дрыгнул меня ногой. А я дрыгать не стал. Я подумал, что я ему та-ак дрыгну, та-ак дрыгну… когда пойдем спать, что он не обрадуется.

Глава 9

И всё-таки мотики

Пришла суббота, и у папы опять наступил выходной, когда он не работает и не зарабатывает деньги. И я подумал, что выходные специально устраиваются для того, чтобы папа не мог заработать много-много денег, чтобы купить для нас новую машину. Зато в выходной мы все вместе поехали в мотоклуб. Мне даже самому захотелось туда поехать, только я не знал, почему, а потом узнал: чтобы прокатиться на мотике, который не украли.

И Лёхе тоже захотелось прокатиться. Он даже сказал, когда мы ехали в мотоклуб:

— Знаешь, папа? — сказал Лёха.

— Не знаю, — сказал папа, потому что смотрел на дорогу и рулил.

— А мне очень не нравится, — сказал Лёха, — что в хоккее медалей не дают. И подарков не дают тоже. Потому что надо сперва вырасти. А вдруг, когда вырастешь, подарков и медалей уже не останется? А в мотоклубе дают даже маленьким. Поэтому можно расти потихоньку и не спешить.


Еще от автора Виктор Васильевич Мануйлов
Жернова. 1918–1953. После урагана

«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.


Жернова. 1918–1953. Обреченность

«Александр Возницын отложил в сторону кисть и устало разогнул спину. За последние годы он несколько погрузнел, когда-то густые волосы превратились в легкие белые кудельки, обрамляющие обширную лысину. Пожалуй, только руки остались прежними: широкие ладони с длинными крепкими и очень чуткими пальцами торчали из потертых рукавов вельветовой куртки и жили как бы отдельной от их хозяина жизнью, да глаза светились той же проницательностью и детским удивлением. Мастерская, завещанная ему художником Новиковым, уцелевшая в годы войны, была перепланирована и уменьшена, отдав часть площади двум комнатам для детей.


Жернова. 1918–1953.  Москва – Берлин – Березники

«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».


Жернова. 1918–1953. Выстоять и победить

В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков…


Жернова. 1918-1953. Вторжение

«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.


Жернова. 1918–1953

«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».


Рекомендуем почитать
Сказки голубых ветров

Прекрасный и вечно юный, как весна, мир сказок одинаково чарует и детей, и взрослых. Сказки — это мудрость, которая во все времена питала миллионы умов, делая человека умнее, добрее, богаче, совершеннее и красивее. Современный сказочник М. А. Сенюк приглашает всех в страну удивительно светлых и добрых сказок, герои которых станут вашими друзьями. Книга адресуется победителям игры-конкурса «Зубренок». Читая сказки — учитесь, а учась — создавайте, и тогда сказка станет реальностью.


Юность моего друга

Повесть Ивана Баукова «Юность моего друга» — это как бы биография сельского юноши, который, попав на большую стройку, становится хозяином своей судьбы. Шаг за шагом автор раскрывает все новые и новые черты героя. В первых главах повести мы имеем дело с юношей, который думает только о себе, живет для себя. Но новая обстановка, рабочий коллектив сделали его другим человеком. Во время «штурма» Днепростроя он совершает подвиг. На заводе он тоже не может работать от гудка до гудка, бросать работу недоделанной, и эта хозяйская черта не остается незамеченной.



Встречи в горах

Лакский писатель Абачара Гусейнаев хорошо знает повадки животных и занимательно рассказывает о них. Перед читателем открывается целый мир, многообразный, интересный. Имя ему - живая природа.


Рыжая актриса

Все семь рассказов Дмитрия Федорина, вошедшие в эту книгу рассказывают о братьях наших меньших. Любители собак найдут здесь интересные истории об уме и преданности этих животных. Продолжая традиции классиков, автор рассказывает о настоящей дружбе и необыкновенной привязанности между животными разных видов. В данном случае это трогательная дружба собаки и цыпленка, ставшего красавцем-петухом. Пара рассказов посвящены такому интересному животному, как енот. В одном из них енот стал любимцем целой воинской части и исправно помогал солдатам в их службе. Художник А.


Тысяча окон и один журавль

Повесть современной украинской писательницы об отце и сыне, о рабочей семье.