Я - миссионер - [21]
Масколайтис внес мальчика в детский изолятор. Прибежавшие монахини перевязали раненую ногу, сделали укол и уложили малыша в постель.
В полдень, когда ребята, вернувшись с огорода, занимались зубрежкой катехизиса, на миссионерскую станцию прибежал отец Виргилия. В руке он держал дубинку с шипами на конце. Вместе с ним прибежал и вождь здешних хибаро Соколиный Глаз. На плече у него было ружье, а в руке — длинное, окованное железом копье.
Они ворвались в комнату отца Анджело, где тот в это время отдыхал, и закричали:
— Где Виргилий? Отдайте его!
Ничего не зная о случившемся, отец Анджело удивленно сказал:
— Что ты, сосед! Твой сын в школе, учится и молится богу.
— Врешь, падресито! Его убили. Все племя видело, как его несли на станцию мертвым.
— Не говори глупостей, — рассердился отец Анджело, но вдруг вспомнил, что утром он отправил класс Масколайтиса на огороды рыхлить землю. — Может быть, несчастье какое случилось? Подождите здесь, я посмотрю, — сказал он индейцам и, обеспокоенный, пошел к двери. Но в это время к начальнику постучали мать Хозефина и Масколайтис, которые пришли, чтобы известить его о ранении Виргилия. Увидев Масколайтиса, вождь племени бросился к нему.
— Это он умертвил Виргилия. Он! — и, сняв с плеча ружье, взвел курок. — Ты убил или Иванчи?[14]
— Ни я, ни Иванчи! — сказал перепуганный Масколайтис. — Он поранил себе ногу, и я принес его в миссию.
— Неправда! — закричал отец мальчика. — Ты нес его вниз головой. Это видел колдун Бисхай. А он все знает.
— Говори! — Соколиный Глаз направил ружье на отца Анджело. — Кто убил, миссионер или Иванчи?
— Никто его не убивал, — старался успокоить индейцев отец Анджело. — Пойдемте в изолятор. Своими глазами увидите!
— Идемте, идемте, — торопила и мать Хозефина. — Чего зря ругаться?
Вся группа направилась в изолятор.
Виргилий лежал в кроватке. Оба индейца подскочили к нему. Щупали, расспрашивали, велели встать и пройтись по комнате. Когда наконец они убедились, что мальчик лишь слегка ранен, то с удивлением пожали плечами.
— Живой! В самом деле живой! Видно, колдуна глаза обманули.
— Бог его спас, — извиняющимся тоном сказал отец Виргилия. — Теперь я верю в бога. Верю!
— Но если хоть один хибаро умрет… — Соколиный Глаз погрозил монахам кулаком. — Отомстим. Всем миссионерам отомстим!
И индейцы ушли.
Отец Анджело строго взглянул на Масколайтиса.
— Зачем нес раненого ребенка, если он мог идти сам? Хибаро несут на плече только убитых! Видишь, не досмотрел за мальчишками и все племя всполошил. Понимаешь, какое несчастье могло случиться? Не дай бог! Прежде всего убили бы тебя. Это закон джунглей — голова за голову. А потом колдун всех хибаро-католиков на свою сторону перетянул бы. И он, и вождь ненавидят нас. Надо, сын мой, быть очень и очень осторожным!
Масколайтис поблагодарил отца Анджело за наставления. Поклонился и вышел из изолятора вспотевший от волнения и усталый. Жаловаться епископу на беспорядки в миссионерской школе ему уже расхотелось. Все его мысли вертелись вокруг ребят. Как сохранить их целыми и невредимыми? Недавно он читал в миссионерском журнале, что на соседней станции свирепствует грипп. Что будет, если умрет от болезни один из воспитанников пансионата? Хибаро нападут на учителя?
Сердце молодого монаха сжалось от страха.
Приближаясь к спальням, он услыхал, как в одной из комнат кто-то вскрикнул. Масколайтис вздрогнул и побежал посмотреть, не случилось ли что опять.
«Государственная школа не нужна»
Старшие школьники под руководством Масколайтиса продолжали работать в огороде. Но их было слишком мало. На помощь прислали класс де ла Фуэнте. А за плетение шляп взялись девочки. Однако дело у них не ладилось. Они не умели подобрать солому, да и плели плохо. Шляпы у них выходили кривобокими, мятыми. Монахини нервничали, сердились, ругали девочек, а их самих ругал отец Анджело.
Люди, посланные за затонувшим порохом, все еще не вернулись… А тут новость: отца Анджело вдруг вызвало к себе должностное лицо, заменявшее в городке и судью, и полицейского, и самоуправление. Вызов этот очень удивил начальника миссионерской станции, так как обычно чиновник сам приходил в миссию, если ему нужно было что-то уладить.
Не ожидая ничего хорошего от вызова, отец Анджело, угрюмый и недовольный, вошел в кабинет представителя городской власти. Рядом с чиновником он увидел незнакомца. Подошел к столу и сухо спросил:
— Вызывали?
Чиновник встал из-за стола и, кланяясь то отцу Анджело, то незнакомцу, заговорил:
— Видите ли, это господин из центра. Он привез письмо, подписанное жителями нашего городка, об открытии государственной школы. Люди жалуются, что миссии не всех детей принимают в свои школы. Таким образом…
— Юмис написал? — перебил его отец Анджело.
— Да, да, его подпись одна из первых.
— Государственная школа здесь не нужна, — отрезал отец Анджело. — Мы принимаем в школу всех детей. Мне ясно, почему господин Юмис жалуется. Да, да, абсолютно ясно. Юмис отлучен от церкви, он обозлен, хочет навредить миссиям. А кого здесь будет учить государственный учитель? Двоих-троих ребят!
— Двоих-троих, а со временем, может быть, и больше, — вмешался «господин из центра». — Церковь в нашей стране отделена от государства, и правительство заботится об открытии новых школ, тем более что люди сами просят об этом. По-моему, в письме граждан вашего города говорится, что и помещение для школы найдется, и учитель местный есть. Нам остается только жалованье учителю назначить.
Эта книга — документальная повесть о литовском юноше, для которого религиозные родители избрали путь монаха-миссионера. Юноша был направлен для работы в одну из католических миссий в Индии. Смутные сомнения в правильности избранного им пути постепенно перерастают в протест против фарисейства христианских миссионеров. Он порывает с церковью и возвращается на родину уже убежденным атеистом.
Составляем ли мы вместе с ними одну Церковь? Мы православные и католики? Неужели Православие и Католицизм суть два легких одного тела Церкви Христовой? Следовательно, Христос дышит всеересью папы? Разве отчужденная Западная Церковь, Католичество, не осуждена Церковью, не предана диахронически анафеме? Тогда, можем ли мы беспрепятственно общаться с ними совместными молитвами и единой службой? На эти и многие другие вопросы пытаются ответить авторы настоящей книги.
В книге известного русского зарубежного историка Церкви Н.Н.Воейкова "Церковь, Русь, и Рим" дано подробнейшее исследование истоков, разрыва и дальнейшей судьбы взаимоотношений Латинства и Православия. Глубочайший исторический анализ совмещается с выводами о вселенской значимости и актуальности идеи Русской Православной Монархии, об "удерживающей" миссии Русских Православных Царей и причинах неурядиц в современной России. Книга может использоваться как учебное пособие и как увлекательный исторический очерк для вдумчивого читателя.
В статье рассматривается трактовка образа Девы Марии в ряде стран Латинской Америки в контексте его синкретизации с индейской и африканской религиозной традицией. Делается вывод о нетрадиционном прочтении образа Богоматери в Латинской Америке, специфическом его понимании, связанным с поликультурной спецификой региона. В результате в Латинской Америке формируется «народная» версия католицизма, трансформирующая постепенно христианскую традицию и создающая новую религиозную реальность.
Книга содержит авторское изложение основ католической веры и опирается на современное издание «Катехизиса Католической Церкви».
Рассказы и статьи, собранные в книжке «Сказочные были», все уже были напечатаны в разных периодических изданиях последних пяти лет и воспроизводятся здесь без перемены или с самыми незначительными редакционными изменениями.Относительно серии статей «Старое в новом», печатавшейся ранее в «С.-Петербургских ведомостях» (за исключением статьи «Вербы на Западе», помещённой в «Новом времени»), я должен предупредить, что очерки эти — компилятивного характера и представляют собою подготовительный материал к книге «Призраки язычества», о которой я упоминал в предисловии к своей «Святочной книжке» на 1902 год.
О том, что христианская истина симфонична, следует говорить во всеуслышание, доносить до сердца каждого — сегодня это, быть может, более необходимо, чем когда-либо. Но симфония — это отнюдь не сладостная и бесконфликтная гармония. Великая музыка всегда драматична, в ней постоянно нарастает, концентрируется напряжение — и разрешается на все более высоком уровне. Однако диссонанс — это не то же, что какофония. Но это и не единственный способ создать и поддержать симфоническое напряжение…В первой части этой книги мы — в свободной форме обзора — наметим различные аспекты теологического плюрализма, постоянно имея в виду его средоточие и источник — христианское откровение. Во второй части на некоторых примерах будет показано, как из единства постоянно изливается многообразие, которое имеет оправдание в этом единстве и всегда снова может быть в нем интегрировано.