Я — легионер - [5]
— Ну и везуч ты, парень! — услышал Вел. Эти слова относились к нему, но Вел невольно оглянулся, ища взглядом кого-то другого.
— Если бы тебя не выбросило в пробоину, кормил бы рыбу, как другие, — продолжал незнакомец. — К тому же твою цепь удержал наш якорь и не дал тебе пойти ко дну. Видно, ты родился под счастливой звездой.
Горькая усмешка искривила рот Вела. Беды всю жизнь подстерегали его, как оводы разгорячённую клячу, и старались ужалить побольнее. Какие он только не испробовал профессии! За что только не брался! Его виноградник съели гусеницы, словно листья и плоды там были слаще, чем у соседей. Его овец задрали волки и истребили болезни. Во время весеннего разлива Тибр слизал его дом. Подрядчики, с которыми он имел дело, оказались ворами и негодяями. В конце концов от него отвернулись даже самые близкие люди, решив, что он обладает способностью притягивать к себе беды. Наконец ему посоветовали заняться морской торговлей. В первое же плавание он попал в лапы к пиратам, да притом к самым жестоким.
Вел недоверчиво взглянул на бородача. Что это за человек?
Вроде грек. Но разве в Тирренском море нет греческих пиратов? Они спасли ему жизнь, чтобы продать на ближайшем рынке! А может быть, они потребуют выкупа?
Бородач как будто понял опасения Вела.
— Не бойся! — сказал он мягко. — Нам от тебя ничего не нужно.
Нет, Вела не проведёшь! Так он и поверит, что есть люди, которые могут подать руку терпящему бедствие просто из доброты. Все, кого он встречал на своём пути, всегда думали только о собственной пользе и извлекали выгоду из несчастий других. Виноградник, съеденный гусеницами, соседи купили за полцены. Они знали, что Велу нужны деньги для уплаты ростовщику, что он не может ждать следующего урожая. А остатков смытого Тибром дома Велу так и не удалось найти. Их растащили соседи. И даже тот человек, который посоветовал Велу заняться морской торговлей, действовал по расчёту. Он зарился на остатки имущества Вела, поэтому продал ему втридорога дырявую посудину и направил в воды, где обосновались пираты. Пираты были такими же расенами[6] как Вел, людьми одной с ним крови и языка. Узнав, что у Вела нет денег для выкупа, они приковали его к веслу.
«Этот грек не знает меня, — мучительно думал Вёл. — Но стоит мне заговорить, как он догадается, что я такой же расена, как те пираты. Тогда мне несдобровать».
Но и тут незнакомец успокоил Вела.
— Тебе лучше поберечь силы, — сказал он ласково, — расскажешь потом! Да и что говорить? Твоя спина и плечи красноречивы, как свиток. Это пройдёт. Мы поднимали на, ноги и не таких. У нас на Липарах бьют из камней горячие ключи. Их пар целебен. Раны затягиваются на глазах.
Так Вел узнал, что его спасители с Липар. Он слышал кое-что об этих островах от грека-горшечника. Грек крутил деревянное колесо и в такт его вращению напевал. Наверное, это помогало ему в работе, так же как тягучая песня помогает гребцам. Вел, тогда ещё мальчик, наблюдал, как из бесформенного куска глины на вертящемся круге возникают амфоры, килики, фиалы, и прислушивался к греческим напевам. Это были самые невероятные и лживые истории об одноглазых великанах, швыряющихся скалами, волшебницах, превращающих моряков в свиней, волшебниках, — набивающих мешки буйными ветрами.[7] Вел поинтересовался, кто сочинил эти небылицы. Узнав, что их автор слепой певец Гомер, Вел нисколько не удивился. «Я так и думал, — сказал он горшечнику, — только слепец может описывать то, что не видно зрячим». Грек рассвирепел. Остановив круг, он стал доказывать, что Гомер никогда не ошибался, что у Гомера не было света в глазах, но боги наделили его внутренним зрением, которому доступны любые глубины. Тогда-то горшечник и вспомнил о Липарах. Рассказывая о ветрах, запрятанных в мешок, Гомер будто бы имел в виду огнедышащие горы на этих островах. По тому, куда направлено пламя, мореход может судить, в какую сторону дует ветер и надо ли опасаться бурь. Объяснение это показалось Велу невероятным, но он не стал спорить с горшечником, памятуя совет покойного отца — с одержимым не спорят.
Так впервые Вел услышал о Липарах. А теперь он их увидит, если только бородач не обманывает.
— Я тебя сам лечить буду, — продолжал словоохотливый грек. — Лучше меня на Липарах лекаря нет. Заболеет кто — прямо ко мне ведут: «Помоги, Архидам!» Я и отстой из трав варю. От червей средство знаю и от гусениц.
— А у меня в винограднике гусеницы завелись, — вспомнил Вел.
— Следовало масличный отстой заготовить, — деловито заметил бородач, — варить его на медленном огне вместе с серой и земляной смолой. Когда загустеет, с огня снять. Дать остыть. Смажь этой смесью верхушки лозы — забудешь о гусеницах![8]
Вел искоса взглянул на своего собеседника. Кто же он? Моряк? Лекарь? Виноградарь? Или, может быть, просто болтун, как тот горшечник?
— Люблю я землю, — продолжал бородач — Век бы на ней сидел. Не пойму я тех, кому море нравится. Вот брат у меня есть, рыбак. Стоит ему о море заговорить — не остановишь! Всё ему по душе. И волна! И ветер! Он даже для бури добрые слова находит. А я жду не дождусь, когда срок придёт.
