Я и Я - [52]

Словно сумерки расступились, словно все сразу стало ясно. О чем? Да обо всем, казалось мне в то мгновение. Вот только невозможно было это словесно выразить. Смутный отблеск этого восхитительного ощущения до сих пор присутствует на задворках моего бессознательного и изредка дает о себе знать секундой восторга.

– Ну? Как самочувствие? Как вы друг другу? Понравились? – бегал вокруг нас Витя, словно сводня, довольная тем, что партнеры тоже довольны друг другом. – Как вы, вообще?

Вообще-то, неплохо. Приумножение ментальных способностей тут же сказалось на настроении. Состояние, близкое к эйфории, овладело мной.

До меня сразу дошло, что этим феноменом каждый из нас обязан другому. Я принял эту мысль как должное и не удивился ей. Словно меж нами произошло короткое замыкание. Говорят, что при эпилептических приступах бывает такое.

Так мы осваивали новые субъект-объектные отношения.

Мы оторвались друг от друга и повернулись к Вите. Нам показалось, что вот-вот должен зазвонить телефон. Витя действительно сунул руку в карман за мобильником. Я был уверен, что звонил Рафик.

Эта способность нашего совокупного разума к незначительному предвидению, возможность опережать события на пару секунд почему-то очень обрадовала. Тут же мелькнула параллельно мысль, что неплохо б это свойство в нас развить и довести проскопию до суток или даже недель. Все это вызвало такой всплеск ликования, что я устоять не мог и забегал по комнате. И мой цыган, словно тень или отражение в зеркале, забегал вместе со мной.

– Дурачатся, – кратко ответил Витя на вопрос Рафика и обратился к нам: – Может, вам, пацаны, музон включить?

Но мы и без музыки вели себя как попсовые мальчики на подтанцовках, синхронно двигаясь параллельно друг другу. В глазах у Вити появилось первое беспокойство.

– Эй-эй! Кончайте этот балет! – сказал он.

До него наконец дошло, что это не просто грязные танцы.

– Это не балет, – откликнулись мы.

– Что-что?

– Это не балет! – так же отозвались мы а капелла. Причем оба запнулись на звуке «б».

Витя занервничал, не зная, как отнестись к происходящему: то ли это розыгрыш или подвох, то ли сбой в наших квантовых подсистемах, то ли сам он немного сошел с ума. Он глаз не сводил с меня, который стал вдруг един в двух лицах, и эти лица оказались довольно хитры.

– Дай-ка мне твою справку об освобождении! – сказал Витя. – Пусть пока у меня побудет. Пока не прояснится, придуриваетесь вы или на самом деле с вами что-то не то.

Я сунул руку в карман, и цыган сделал то же движение. Мы были словно сиамские близнецы, сросшиеся, однако, не телом – умом.

– Кончайте паясничать, – сказал Витя.

Но я передумал отдавать ему справку. С какой стати? Я ее заслужил. Отсидел, искупил, вымолил. Куда я без этого документа? Тем более, этот документ был у нас один на двоих.

– Не дам, – твердо сказали мы.

– Витю вздумали провести, – сказал, начиная злиться, Витя. – Голову Вите решили морочить. Думаете, Витя дурак? Витя несмышленый, по-вашему?

Я увернулся за долю секунды до того, как его кулак пришел в движение. Мой двойник скопировал мой нырок, хотя ему-то ничего не грозило. Я не стал отвечать Вите: все-таки мы у него в гостях. Второй его выпад я блокировал. Румын в точности повторил мой блок. Малой способности к проскопии оказалось достаточно, чтобы превентивно реагировать на Витины выпады. Все б ничего, да уж больно карикатурно мы выглядели. Наш маленький ментальный ансамбль производил забавное впечатление.

До Вити, кажется, окончательно дошло, что мы не придуриваемся. Что один разум вертит обоими нашими телами.

Им владел целый комплекс эмоций: неуверенность, беспокойство, даже что-то похожее на страх, уныние от крушенья надежд, а также такой сорт разочарования, как безудержный гнев.

– Стоять! – заорал он.

Мы замерли в боксерской стойке.

– Надо разобраться с вашим дуэтом. Дождитесь моего возвращения. Я вас разведу, козлы! – пообещал он и скорым шагом покинул комнату.

«За пистолетом!» – мелькнула мысль.

Будучи един в двух лицах, я и соображал вдвое быстрее. Словно на параллельных процессорах. А в исключительных ситуациях, опасных для организмов, – например, в такой как сейчас, – энергия и скорость мышления умножались еще. И мыслительный процесс не замедлил активировать мышечный. К сожалению, возросла не только ментальная мощь, но и эмоциональная лабильность. От эйфории и удивления собой наш совокупный субъект мгновенно перешел к панике. Мы заметались по комнате, ища путей к спасению. Окно. Дверь на балкон. Балкон. Обратно. Мы носились, исполняя сиамский танец в чрезвычайно стремительном темпе. Мы имели одно сознание на два тела. Но создавалось впечатление, что тело было одно. А временами – что вообще никаких тел не было.

Витя вернулся мигом. Причем я лишний раз подивился своей прозорливости: в руке его был пистолет.

Мы замерли, готовые ко всему.

– Так и стойте, суки двуличные! – сказал Витя. – Я пока только одного грохну. Вот только не пойму, кто из вас, сволочей, лишний.

Он направил ствол на копию, то есть румына, а потом перевел на оригинал. Я бы на его месте – да и Рафик так же предполагал – расправился с оригиналом, чтоб проследить, насколько жизнеспособной без него окажется копия. Если он действительно моделировал этот эксперимент под себя. Ствол снова заколебался и задумчиво замер меж нами двумя. Брошусь влево, соображал я, – подставлю под выстрел румына. Вправо – пострадает оригинал. А поэтому мы бросились вперед и сцепились с Витей, ударились о косяк двери, вывалились на балкон.