Я и Я - [51]

– Вы, кажется, не очень-то рады?

– Рад, – выдавил я.

Встретить адвоката – к перемене участи. Это из разряда отечественных народных примет.

– Можете уже собирать свои вещи, – радостно заверила меня Катя. – Еще денек-другой – и…

И – свежевыбритый, простившийся с Рафиком, я вышел за ворота тюрьмы. Мой прежний костюм сидел на мне мешковато.

– Так вот ты какой! – сказал Витя, видевший меня в этом обличье впервые. – Ничего, внешность располагающая. Понятно, почему тебе дятлы баксы несли. Вот закончим с нашей насущной темой, станем вместе обувать обывателей. Мне двадцать процентов. Тебе – тоже двадцать. Остальное поделим в иной пропорции. Тебе теперь ничего не грозит, раз уж оформили юридически как юродивого.

Мое настроение, несмотря на радостное событие, оставалось мутным и переменчивым. Привычная абулия вдруг сменилась лихорадочным возбуждением. Я внезапно и неестественно оживился, суетливо вертел головой, шарил вокруг себя, словно был в поиске. Витя, в обычном своем монологе, поначалу моего смятения не замечал.

– Сидим, квасим: Элемент, я, Шифанера с Квакиным – весь гегемон. В «Нептуне» было. И вдруг налетает, словно демон, ОМОН…

Замутненным сознанием я улавливал отдельные словесные обороты, но их значение от меня ускользало, не хотело складываться в осмысленный речевой продукт. «Гегемон-ОМОН», – настойчиво крутилось в башке, потом и это исчезло. Мне показалось, что я отключился на пару минут, ибо мы как-то мгновенно быстро миновали целый квартал. Возникла уверенность, что именно так сходят с ума. Я запаниковал. Мои поскоки и ерзанья стали активней, а в особо остром приступе паники я попытался открыть дверцу автомобиля, чтобы вывалиться на ходу. Оказалось, что она заблокирована.

– Эй, ты чего? – обратил наконец внимание Витя на мои обстоятельства. – От воли крыша поехала?

Я извлек из горла какой-то звук, схожий с кудахтаньем, и тут же надолго, почти до икоты, закашлялся. Витя, не выпуская руля, похлопал меня по спине. Это реально меня успокоило. Во всяком случае, позволило взять себя в руки и не демонстрировать свое состояние на публику.

– Это бывает… – успокоился Витя на мой счет. – Сейчас прибудем. Светка делает шоппинг. Товарищ майор при ней. В доме, кроме тебя да собак, никого нет.

* * *

Я вылез из-под стола. Отер пот. Тихо, сказал я себе. Спокойно. Поводов для паники нет. Я выглянул в балконную дверь. Во дворе – пусто.

Страхи мои улеглись. И даже того более: сменились радостным нетерпением. Оба пса, замерев, как изваяния, уставились в створки ворот. Я им посвистел. Они повели ушами.

– С тебя ростом, только брюнет, – бубнил Витя. – Вполне адекватный, хоть и румын. Или цыган – я сам еще толком не определился.

Я поглядывал по сторонам, уже вполне безмятежно. Говорят, такое бывает после эмоциональных срывов. Дорога была мне незнакома. Прошлый и единственный раз – из психушки, в качестве румына – меня в закрытом санитарном фургоне везли.

– Румыны тихими стопами… Цыганы шумною толпой, – декламировал Витя, наверно, Пушкина. О контрабандистах, наверное.

Псы одновременно снялись с мест и завертелись – один слева, а другой справа от ворот, створки которых тут же разъехались. И плавно сомкнулись, когда автомобиль подкатил к крыльцу. Мы вышли. Я с балкона за нами внимательно наблюдал.

* * *

Я проследовал вслед за Витей в дом, который – другими глазами – уже видел и знал. Мы поднялись на второй этаж. Витя все что-то мне говорил, говорил, как будто наговориться не мог, но я не слышал, взволнованный предстоящим событием.

Я прислушивался к тому, как приближались наши шаги. Затаив дыхание, не сводил глаз с входной двери.

Она открылась. Витя пропустил меня вперед, слегка подтолкнув. Я вошел.

Мы замерли, уставившись друг на друга.

Я видел его и в то же время – его глазами – себя. Я видел Витю за своей спиной и в то же время – пространство за спиной румына. Совершенно непонятно, как это укладывалось в моей голове. В обеих моих головах, если точно.

Так мы стояли неподвижно несколько секунд или минут, покуда оба дыхания не выровнялись в унисон, пока наши сердца не застучали в такт, а мысли не обрели единое направление. Мы воспринимали друг друга в реальном времени, а не ретроспективно, как было еще несколько часов назад.

– Ну же, пожмите друг другу руки! – сказал Витя, любуясь на нас.

Ноги приросли к полу. Суставы сковало. Тело отказывалось повиноваться. Мы не могли с места сойти. Тогда Витя слегка подтолкнул меня – того, что стоял у двери, – я сделал шаг, другой шагнул мне навстречу, а руки одновременно взметнулись для рукопожатия, словно движимые одним импульсом.

– Ну что, узнали друг друга?

– Узнали, – дуэтом отозвались мы, изумленно воспринимая двойное тактильное ощущение.

– Да обнимитесь же, черти! Ну же! От всей души! – подсказывал и радовался за нас Витя.

Мы, как это принято в сентиментальных гангстерских боевиках, обнялись. Запах чужого пота, отметил один. Запах лосьона и пота, отметил другой.

И одновременно с этими вынужденными обнимками что-то случилось с нашим совместным сознанием, фейерверк самых разнообразных эмоций и мыслей возник и расцвел – невозможно было отделить одну от другой, тем более осознать, зафиксировать.