Я и оборотень - [46]

— Я близок к сумасшествию, — пробормотал Гордей, нащупывая пальцем самую чувствительную точку и принимаясь теребить ее, накрывая губами мой сосок.

А я?.. Кажется, я уже сошла с ума, раз ни о чем не могу думать, кроме возбужденной плоти, что Гордей как раз выпустил на волю, расстегнув штаны. Я точно ненормальная, раз забираюсь на него, широко расставляя ноги, удобно устраиваясь ими по бокам, и резко насаживаю себя на его пульсирующий орган. Стон наслаждения срывается с моих губ, тогда как Гордей уже задает ритм, поднимая и опуская меня, впиваясь в мои губы своими.

Разрядка наступила почти сразу же, до такой степени сильно было во мне возбуждение. Очень скоро я забилась в конвульсиях оргазма. А потом и Гордей достиг пика. И какое-то время мы оба пытались справиться с дыханием, вплотную прижавшись друг к другу.

— Я разорил альпинарий в доме одного богатея, — вдруг прошептал мне на ухо Гордей, обдавая его горячим дыханием, лаская губами и языком. — И это самое малое, на что я готов пойти ради тебя, девочка.

До полнолуния и проведения ритуала оставалось чуть больше суток, когда после ужина я сообщила Гордею:

— Не пугайся, если проснешься и не обнаружишь меня рядом. Под утро я отправлюсь на кладбище.

— Ночью? На кладбище? А зачем? — лицо Гордея вытянулось от удивления. Он так и замер, не донеся чашку с чаем до губ.

Я развеселилась — таким потешным он сейчас выглядел. И решила немного над ним пошутить.

— Придется разрыть могилу, чтоб добыть палец мертвеца, прядь волос и лоскут одежды, — пожала я плечами, напуская на себя самый равнодушный вид, на какой только была способна, видя растерянность Гордея.

— Ты в своем уме? — аккуратно уточнил он.

— А что такое?

— Ночью разрывать могилы?.. — Гордей заметно побледнел.

— Подумаешь! Я сто раз это проделывала, — махнула я рукой и отвернулась к окну, чтоб он не заметил, как улыбка кривит мои губы.

— Рита?.. — позвал он.

— Не волнуйся, вернусь я очень быстро. До кладбища тут рукой подать. Ты еще будешь спать, когда я со всем управлюсь… — тараторила я, убирая со стола, складывая посуду в раковину и принимаясь ее мыть.

Но, кажется, меня все-таки раскусили. Почти сразу же руки Гордея обхватили меня сзади, а сам он прижался к моей спине.

— А теперь честно, маленькая негодница, зачем тебе нужно на кладбище? — проговорил он мне на ухо, спускаясь и целуя шею, зная точно, какая последует реакция.

— Честно, Гордей, — пробормотала я, и тарелка с грохотом выпала из моих ослабевших рук.

— А если подумать?..

Руки его скользнули вверх по моему животу и несильно сжали грудь. Губы продолжали целовать шею, лишая меня остатков разумных мыслей…

Гораздо позже, лежа утомленные в постели, мы продолжили начатый на кухне разговор.

— Так зачем тебе нужно на кладбище? — перевернулся Гордей набок и навис надо мной. На этот раз я поняла, что шутка не прокатит. У меня от первой-то дыхание никак не выравнивалось, а тело продолжало качаться на волнах страсти. Второго такого натиска боюсь не выдержать, если не я сама, то мое сердце точно. А потому на этот раз решила быть предельно честной.

— Для зелья мне нужна кладбищенская роса. Бабушка называла ее слезами мертвых, — грустно улыбнулась, вспоминая наши с бабушкой походы на кладбище, когда едва забрезжит рассвет. Она любила тишину и покой, царящие в царстве мертвых, как сама говорила. И эту любовь я переняла у нее. А теперь и сама она там покоится.

Гордей молчал какое-то время, а потом выдал:

— Ладно, туда пойдем вместе!

Получилось у него это даже как-то по-боевому. Даже если было желание поспорить, я его переборола. Если он решил, то так тому и быть. Да и одной мне не очень хотелось туда идти, если честно.

— Спи, девочка, — обхватил он меня рукой, прижимая к себе спиной и утыкаясь лицом в шею. — Перед рассветом я разбужу тебя.

Пешком до кладбища было идти далеко, и Гордей вызвал такси. Если водитель и удивился ночным клиентам с таким странным маршрутом, то виду не подал. Наверное, бедолаги таксисты привыкли уже и не к такой придури пассажиров.

С замком на калитке я справилась в два счета. Точно знала, что сторож сейчас крепко спит в своей будке. Для этого мне понадобился лишь слабый посыл энергии, чтобы проникнуть внутрь будки. И я уже собралась смело шагнуть на территорию покоя, как заметила неладное — Гордей топтался у входа и выглядел при этом слегка растерянным.

— Ты боишься кладбищ? — осенило меня.

— Не боюсь, — тряхнул он головой, и я едва не рассмеялась. Ну конечно, признается этот сильный медведь в своих страхах! Но в глубине души я даже была рада, что ничто человеческое ему не чуждо. — Такова природа перевертышей… Мы любим жизнь во всех ее проявлениях. Боремся за нее до последней капли крови. А смерть для нас — это конец всему… крайняя точка, которая не считается частью нашей жизни, — глухо проговорил он, разглядывая темнеющие внутренности кладбища воспаленным взором. — Сумбурно, наверное, получилось, но по-другому объяснить не могу, — добавил.

И не надо было. Я и так отлично его поняла.

— Стой тут, я быстро! — прикоснулась я к его руке и побежала внутрь, пока он не сказал и не сделал что-то еще.