Я, Хобо: Времена Смерти - [23]

- Главное - не торопиться, - сказал он, стараясь, чтобы прозвучало веско. - Мы уже тут, реанимировались, и всё не так плохо. Непонятно, но не плохо. Точнее, неизвестно, но, тем не менее, не плохо. Можно посчитать. - Он принялся тыкать пальцем в экран. - Есть у нас отклик от орбитера над Тройкой. Вот. Хороший, ясный, штатный отклик. Комплекс "Башня" у Тройки в состоянии рабочем. БВС "Башни" разговаривает, рада нам, пассивно, но рада. Жаль только, информации для нас от Марты не несёт… Э-э, Туман, "Башня" есть - уже дело, без кислорода и света не останемся. Дальше. Вот пунктир от орбитера над Четвёркой. Ещё деловитее, хотя всё равно голодновато. И вот этот над нами объект, ровно в северном зените системы. Объект холодный, малой яркости, но точно там, где должен. Этот молчит совсем. Но он есть.

- И всё, - сказал капитан. - За три-то года.

- Маловато, что и говорить, - согласился штурман. - Эх, Марта, Марта, как тебя угораздило… Чего боялись, того и наглотались.

В Первую вахту, как и явствует, входили космачи самые опытные, авторитетные, в экспедиции самые высокопоставленные - ответственные. На то и Первая вахта. Перворазников в рубке не было, только серьёзы, коим Земля всегда далеко, чёрт не брат, а Император - незваный родственник. Но эмоционально-интеллектуальный настрой в рубке сейчас был как у боксёра, по очкам выигрывавшего весь бой и пропустившего нокаут за секунды до победного гонга. Грогги, долго ли, коротко ли, - пройдёт, но факт поражения уже в биографии, ни изменить, ни скорректировать, и реванш невозможен. Звездолёт "Форвард" капитана Марты Кигориу, взявший Императорскую Дюжину три года назад, "Сердечник-16" не встретил.

Судя по всему, Кигориу начала работы по развёртыванию операции "Первый Форт". С известной долей приблизительности поддавалось оценке, что работы были по каким-то причинам прерваны около полутора лет назад - то есть на середине… Это было страшно, более того, это, с гораздо большей вероятностью, было почти смертельно, ибо заднего хода у "Сердечника" не было.

- Н-да, - сказал соператор Лен-Макаб. - Как бы с Мартой не было бы крайнего худа…

- Не каркай, - сказал Мьюком. - Рано.

- Рано? Не поздно?

- Не каркай! - сказал Шкаб.

- Объект у Тройки уходит в тень и за горизонт, - сказал слева, из-за толпящихся, оптик-два Пиранд с своего поста. - Восемьдесят пять минут ночных.

- Принял, пометил, - откликнулся штурман-два Мучась.

В рубке воцарилось молчание. Никому нечего было сказать.

- Есть охота, вот что, - сказал Шкаб.

- Фак перефольнофаффя? - спросил Пол Мьюком.

Он и Люка Ошевэ (по прозвищу Шкаб) считались друзьями и питали некую общую слабость к публичным проявлениям взаимного панибратства. Нарочитый акцент, с которым Мью-ком задал вопрос, как и сам вопрос являлись затёршейся уже хохмой, а среди молодёжи хохмой уже и легендарной. Вообще сказать, начальник экспедиции статский советник Мьюком не обладал затейливым юмором. Сознавая это, он не тщился поражать окружавшее его внимание всякий раз новым блеском приличествующей случаю остроумной фразы. Когда доводилось и было уместно пошутить, он, ориентируясь по смыслу, использовал поговорки одни и те же, немногие, расхожие и популярные, не брезгуя и бородатыми, разве что чуть-чуть, иногда, рискуя экспериментировать с интонациями. Легенда же к использованной им только что старинной - пятигодичной давности - хохме гласила: некогда где-то Шкаб выгребся из плотного метеоритного дождя, выгребся без единой дырочки и первым делом, когда его, мокрого и белого, вытянули за руки и за уши из переходника, потребовал - рому, и известный Ульке, потерявший некогда где-то с кончиком откушенного языка половину выговариваемых букв, с пониманием похлопав Шкаба по макушке, под общий облегчённый хохот осведомился: фак рому или брому? не-оффёфлифо ты фак-то, перефольнофаффя, малфик?… Никакого искусства и никакой удачи, и никакой электроники ни одному космонавту не хватит вывести малый корабль из плотного дождя. Здесь в полной мере царит бог, но часть лавров бога, если он вдруг сыграл за, так или иначе достаётся пилоту, и тут уж хочешь-не-хочешь, а рождаются легенды…

- Дежурный! - сказал Мьюком. - Два обеда на мостик, пожалуйста. Товарищи мои коллеги! Прошу по назначенным постам! У товарища штурмана брейк.

Пространство вокруг штурманского поста очистилось. Спецы отталкивались от "капюшона", от приборных стоек, друг от друга, отлетали прочь; в рубке царил рабочий полумрак, и люди словно растворялись. Два десятка человек в плотно упакованном аппаратурой помещении - и вдруг как их не было. На виду, освещённый монитором, остался только штурман-два Френч Мучась, самый молчаливый космач в Космосе, его пост был в спарке с постом Шкаба и отстоял, как и обозначалось уже, на метр. Да сам Мьюком остался сидеть на подлокотнике, придерживаясь небрежно за какой-то хлястик.

- Слушай, Пол, ну откуда в рубке столько пыли? Нигде такого не припомню… может, хоть одного стюарда разбудить, а? - сказал Ошевэ, когда ему надоело молчание.

- Вляпались мы, Шкаб, старина, прав ты, - сказал Мьюком очень тихо, так, чтобы только Ошевэ его расслышал. - Голый-босый в Космосе - что ему делать? То есть нам?