Я еду на верблюде - [10]

Мы ели протертый суп, в котором не плавало ни единой крупинки, потом мясо, нарезанное тонкими ломтиками и политое каким-то необычным соусом.

— Тебе нравится мясо? — спросил у меня папа.

— Мясо как мясо, — безразлично ответил я, глядя в окно на пирамиды.

— Это мясо верблюда.

— Ты нарочно заказал?

— Дома же ты никогда такого не попробуешь, — улыбнулся папа.

После его слов у меня совсем пропадает аппетит. Я отодвигаю в сторону тарелку и начинаю жевать желтые финики и запивать их водой с апельсиновым соком. Вообще финики я не очень люблю, но эти — не сушеные — ароматные и вкусные.

Я жую финики и думаю про пирамиды, про Мемфис, про священных быков. Никогда не поверил бы, если б кто-нибудь дома сказал, что буду думать про каких-то там быков. А вот думаю. Я вспомнил, что в кармане моем лежит маленькая фигурка, которую папа купил в Мемфисе. Достал ее, начал разглядывать. Фигурка напоминает запеленатую куклу с мужским лицом и длинной узкой бородой. Она сделана из серого пористого камня, и кажется, будто пролежала в земле много столетий.

— Ушебти, — сказал араб, когда продавал.

Что такое «ушебти», я не знаю. Разглядываю фигурку и думаю, что, наверное, это какой-нибудь талисман, если с такой гордостью произносил это слово продавец.

— Это талисман? — спрашиваю я у папы.

— Не совсем, — отвечает он. — Может, кто и считает «ушебти» теперь талисманом, а вообще это фигурка — ответчица.

Я не знаю, что такое «ответчица», и папа рассказывает мне о том, что сам вычитал в книжках.

Когда умирал фараон — бог на земле, — никто не говорил даже, что он умер, а говорили — «ушел в горизонт». И вот на том свете, который находится где-то «в горизонте» царствует бог мертвых Осирис. Там такая же жизнь, как на земле, только вечная. И там есть поля, которые надо обрабатывать. И там выращивают урожаи. Но, чтобы обработать поле и вырастить урожай, и там надо трудиться.

И когда Осирис, забыв или проглядев, что перед ним фараон — это значит, тоже бог, — вдруг прикажет ему идти работать, тогда фараон вместо себя пошлет на работу «ушебти», фигурку-ответчицу, которых положили в гробницу великое множество. У каждой фигурки его лицо, лицо фараона.

Прикажет Осирис землю копать — есть «ушебти» с лопатой. Прикажет воду носить — наготове «ушебти» с ведрами. Когда-то фигурки вырезали из дерева ушебти. Поэтому их так и назвали. Потом фигурки стали вытачивать из камня, а название «ушебти» так и осталось.

А еще раньше, когда не были придуманы «ушебти», мертвый фараон забирал с собой в «вечную жизнь» рабов. Их убивали.

«Хорошо, что придумали «ушебти», — думаю я, мне жалко людей, которых убивали только потому, что умер их властелин.

Так вот что такое «ушебти». И вот почему папа сразу купил фигурку, как только увидел ее. Он знал, что она означает. Конечно, наша «ушебти» не была в гробнице фараона. Ее сделали теперь. Но ничего. У меня есть «ушебти», и я знаю, что это такое.

«Чистим-блистим»

В тот день туристы, к которым мы присоединились, больше никуда не собирались идти, и мы поехали в гостиницу, предварительно договорившись, что завтра утром встретимся с ними возле Каирского музея.

Мы приняли холодный душ.

— Если ты не ляжешь отдохнуть, я не пойду с тобой гулять по Каиру, — сказал папа.

Что мне оставалось делать? Пришлось лечь.

На стене висел ящик, похожий на радиоприемник.

Это конденшен. Он подает в комнату охлажденный воздух. Конденшен был включен, и из него веял легкий ветерок.

Я нажал другую кнопку. Подул холодный ветер.

— Замерзнешь, — сказал папа.

— Хм, — не поверил я. — В Африке — и замерзну!

Я лег так, чтобы ветер дул мне в лицо, и закрыл глаза.

— Как хочешь, — сказал папа и прилег на своей кровати.

Я вспомнил школу, моего друга Витьку, попробовал представить себе, что он сейчас мог бы делать. В одном я был уверен — он не лежит в постели, не отдыхает.

Я лежал и думал, что как раз в эту минуту, когда я валяюсь в постели, на улице, возможно, происходят какие-то важные события. А я их не увижу. Может, по улице пройдет, нет, не пройдет, промчится на легкой колеснице… древний фараон. Египет — страна сказки. Тут все может случится, как в сказке. Мальчишки, конечно, побегут за ним следом. Взрослые окаменеют от неожиданности. И всюду: на улицах, в домах — будут одни каменные статуи. Статуя бежит, статуя спорит с соседкой, статуя молится…

А что, если бы я вдруг стал фараоном? Мчался бы я в колеснице по городу или несли бы меня рабы на высоких носилках под шелковым балдахином, а вокруг меня стояли бы рабы с опахалами и махали, махали, чтобы мне не было жарко… Нет, рабов я не хочу. Я бы сам махал опахалом, как веером…

Снова я стал думать о чем-то не о том. Это у меня привычка такая с детства. Как начну фантазировать, так заберусь в такие дебри, что забуду с чего и начинал.

Мне стало холодно. Я уже думал, что не выдержу и сдамся: совсем выключу конденшен. Но тут с улицы донесся крик и звон меди. Может, в Каире так сзывают на цирковое представление? Я хотел спросить у папы — папа спал.

Тогда я подумал, что ничего не случится, если на несколько минут выйду на улицу, погляжу, что там происходит, и сразу же вернусь обратно.