Я — эбонитовая палочка - [15]
Вообще все не то.
— Н-николай.
Я взмахнул рукой в ответ.
Хорошая девушка у Сергея. Если мягко произносить, имя очень даже соответствует. Кира. Последнюю гласную тянете…
Я ощутил шевеление в груди — не влюбиться бы.
Чуть насмешливый взгляд Сергея вернул меня в явь.
— Пошли.
— К-куда?
— До "Достоевской" прокатимся. Не против?
Я пожал плечами. Мол, почему бы не прокатиться? Можно прокатиться. Кира улыбнулась.
На платформе мы встали тесной группкой. Поезд ждали молча. Мой запал как-то прошел. Из-за Киры я чувствовал себя стесненно. Не хватать же Сергея за грудки. А еще мне почему-то казалось, что все вокруг скрытно на нас поглядывают. Я даже задергался.
Потом было покачивание вагона. Случайное касание рук.
На "Достоевской" мы окунулись в толпу, спешащую на эскалаторы перехода. У самых эскалаторов Сергей отвел меня в сторону.
Кира, прижавшись к его спине, спрятавшись за ней, глядела на меня с каким-то странным ожиданием. Словно я должен был выкинуть нечто этакое.
Взлететь, например, при всех.
Но я не взлетел, я спросил:
— В-все?
— Нет. Сейчас — самое главное.
Сергей повернул меня лицом от эскалатора.
Навстречу тек людской поток. Вздувался у будки контролера, ограниченный разделительной загородкой.
— И чт-то?
— Что видишь?
— Г-глаза зак-крывать?
— Нет.
Я повернул голову:
— Л-людей вижу.
Мимо шли и шаркали, вели за руку детей, тащили сумки. Унылые фигуры. Серые тени. Многомерные проекции.
— Каких людей?
— Обычных.
— Совсем-совсем обычных? — спросила, выглянув из-за Сергея, Кира.
Я смутился.
Зомби, что ли, вижу? Нет. Лица проплывали передо мной. Я всматривался, ища в них непонятно что. Отзвуки. Отблески. Знаки.
Загорелые лица. Бледные. Смуглые. Розовые. Гладкие. Морщинистые, траченые временем. С родинками и без. Симпатичные и не очень. Мужественные и простоватые. Хохочущие. Угрюмые. Сосредоточенные.
— Ну, — поторопил Сергей.
Я пожал плечами.
А что в них необычного? Люди как люди. Ну, да, кажется, будто в них чего-то нет. Чего-то важного, нужного. Искры?
— Н-не п-понимаю, — сдался я. — Ты об-бещал…
— Встань наверху, — перебил меня Сергей.
— З-зачем?
— Встань у эскалатора и смотри.
— Х-хорошо.
Я влез в толпу и за уткнувшейся в книгу женщиной покатил вверх. Там я отошел в сторону и бросил взгляд вниз. Ни Сергея, ни Киры за поднимающимися видно не было.
Смотреть? Что ж, давайте смотреть.
Сначала я наблюдал за людьми вполглаза, больше злясь на себя, что слишком легко подчиняюсь незнакомому человеку, что даю собой командовать, что ввязался неизвестно во что, в какой-то сюр: отклоняющиеся потоки, воспоминания, зомби и прочие.
А потом… Потом защемило грудь.
Эскалатор вдруг начал поднимать ко мне людей словно из далеких советских фильмов: веселых, живых, радостных, добрых. Светящихся.
Где, казалось бы, те фильмы? Те люди?
Я видел разгладившиеся лица, я чувствовал, как бьются в едином ритме сердца. Все по плечу! Нет преград! Один за одного!
Я сам дышал с ними в унисон!
Они пропадали в арке перехода, измененные, будто выхваченные из того времени, с блестящими глазами, улыбающиеся, чуть ли не чеканящие шаг.
Женщины и мужчины. Дети и взрослые.
Принесенная эскалатором Кира, тоже вся светящаяся, вцепилась мне в руку.
— Ты видишь? — закричала в ухо. — Видишь?
— В-вижу, — прошептал я.
— Это Сережка, — засмеялась Кира. — Он их заряжает.
— Чт-то? — спросил я.
— Сережка — эбонитовая палочка, понимаешь? — Кира посмотрела на меня лучистыми глазами. — И ты тоже.
— Я?
Это была новость. Надо же, я — эбонитовая палочка. Надо же.
2
Мама сидела за столом, по недавней привычке скорбно поджав губы. Оранжевое, в подсолнухах, платье, подарок тети Веры. Жирные от свежего крема щеки.
— Сынок, — сказала она напряженным голосом, едва я вошел в кухню, — ты бы все-таки сказал своей…
— Ну, м-мам, — я опустился на стул, — что т-ты опять н-начинаешь?
— Ничего, ничего я не начинаю.
— О б-боже! — закатил я глаза под потолок.
— Она вертихвостка!
— Ты же с-сама хотела, чт-тобы у меня б-была девушка!
— Но не вертихвостка!
— Т-тише…
Как бы я не любил маму, иногда она невыносима.
Почему-то когда с одной стороны все складывается хорошо, с другой… ох, с другой…
Чайник на столе попыхивал паром.
Я сыпнул в чашку ложку кофе, отправил на дно два куска сахара, привстав, дотянулся до кипятка. Мама отвернулась к окну.
Но не удержалась, спросила:
— Ей?
— П-почему ей? С-себе.
— Ай-яй! — закачала головой мама. — Вымахал каланчой, а врешь. Матери врешь!
— Д-да не вру! — я показательно отпил из чашки. — В-вот.
Неперебитая сахаром горечь горлом покатилась вниз.
— К стенке-то приперли…
— М-мам, — мягко произнес я, — н-ну хватит.
— Коленька, — схватила меня за руку мама, — я ж о тебе пекусь. Она молодая. Бедная. Ни квартиры, ни денег. А если еще родственники?
Пытаясь переубедить, она заглядывала мне в глаза.
Ее лицо жило странной, невозможной надеждой. Горячий горячечный шепот. Откажись. Брось. Одумайся. Так будет лучше. Всем будет лучше.
Мне вдруг стало жалко ее. Она, наверное, никогда не поймет, не примет такое мое счастье.
Я поднялся. Чтобы освободить запястье, пришлось приложить усилие.
— Я п-пойду.
— Бутерброд хоть возьми, — спохватилась мама.
Раскаяние выразилось в протянутом куске хлеба с нашлепками колбасы. Рука дрожала.
Когда в местечко Подонье Саморского надела прибывают мастера, чтобы набрать учеников, жизнь тринадцатилетней Эльги Галкавы меняется безвозвратно. Неожиданно для себя она становится ученицей Униссы Мару, мастера листьев. С этой поры ее судьба складывается из дорог и местечек, уроков по сложению волшебных картин и боли в пальцах. Огромный сак с листьями она носит за спиной. В то же время где-то на западе начинает свой поход еще один мастер. Мастер смерти. Встреча их, видимо, неизбежна.
«Очень верно все описано, словно вновь попал в Луганск июля-августа этого года. Тяжело вспоминать, но и забыть нельзя. Как и разбомбленые Станицу Луганскую, Малую Кондрашовку, сейчас весь этот ад творится в Кировске и Первомайск, но уже зима, и от этого гораздо тяжелее. Ваш случай — когда писатель словно видит то, где сам не был, поэтому продолжайте, пишите. И не слушайте разных там пропагандонов, которые хотят уличить вас непонятно в чем, имя им — легион, уже во всех сетевых ресурсах отметились, но за ними — ложь и оправдание людских страданий, а за нами правда, и, значит, Бог».Из отзывов в интернете на странице автора.http://okopka.ru/k/kokoulin_a_a/.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман. Городское фэнтези. Однажды Лёшка Сазонов увидел объявление в газете: «Господин Мёленбек ищет секретаря» и подумал, а вдруг он подойдёт? С этого всё и началось.
Фантастическая повесть. Однажды у Бурдюкова что-то случилось со зрением, и он увидел совсем другую реальность. Странную. Мрачную. Не для всех.
В лесной сторожке молодой человек дважды увидел один и тот же сон о событиях времен войны, которые на самом деле происходили тогда на этом месте. Тогда он выдвинул гипотезу: природа записывает и хранит все события. В местах пересечения временных потоков наблюдатель может увидеть события из другого временного потока. Если найти механизм воспроизведения, станет действовать закон обратимости.
Сигом прилетел исследовать планету, очень похожую на Землю. Здесь есть море и берег, солнце и небо. Надо было работать, действовать, но сигом только сидел на берегу, смотрел на море и размышлял. Такое с ним случилось впервые.
Несколько лет назад Владимир Левицкий сильно пострадал при пожаре. Он получил ожоги и переломы, а кроме того, ему раздробило рёбра, и врачам пришлось удалить у него правое лёгкое и часть левого. Теперь же он — неоднократный чемпион Европы по лёгкой атлетике и представляет СССР на международных соревнованиях. Возможно ли это?
К воспитателю пришел новый ученик, мальчик Иосиф. Это горбатый калека из неблагополучной семьи, паралитик от рождения. За несколько операций медики исправили почти все его физические недостатки. Но как исправить его тупость, его дикую злобу по отношению к взрослым и детям?
К воспитателю пришел новый ученик, мальчик Иосиф. Это горбатый калека из неблагополучной семьи, паралитик от рождения. За несколько операций медики исправили почти все его физические недостатки. Но как исправить его тупость, его дикую злобу по отношению к взрослым и детям?
Об озере Желтых Чудовищ ходят разные страшные легенды — будто духи, или какие-то чудища, стерегут озеро от посторонних и убивают всякого, кто посмеет к нему приблизиться. Но группа исследователей из университета не испугалась и решила раскрыть древнюю тайну. А проводник Курсандык взялся провести их к озеру.