Я, Дрейфус - [50]

В какой-то момент Саймон встал выразить протест.

— Ваша честь, — сказал он, — я полагаю, что данная история никак не связана с нынешним разбирательством. Мой подопечный обвиняется в убийстве. Рассказ свидетеля не имеет к этому никакого отношения. Он совершенно несущественен.

— Ваша честь, — прервал его прокурор, — я лишь хочу установить тот факт, что обвиняемый старался на публике продемонстрировать, что он не обрезан и что он не еврей. И это имеет непосредственное отношение к доказательствам.

— Продолжайте — сказал судья, и Саймону пришлось сесть.

Но, к счастью, этого свидетеля он допрашивать не стал, и я обрадовался, что эту тему второй раз обсуждать не будут. Однако Эллис сказал правду, и, кроме моих показаний, это были, пожалуй, единственные слова правды за все слушанье.

Следующим свидетелем обвинения был Смит с кафедры географии.

— Расскажите, пожалуйста, суду о вашей первой встрече с обвиняемым, — обратился к нему прокурор.

Я об этой встрече успел позабыть, а теперь с ужасом вспомнил. Вот она, расплата за ошибки.

— Это было на ужине в школе, — сказал Смит, — еще до того, как обвиняемого назначили директором. Мы сидели в библиотеке, речь зашла о том, какое у кого было детство. Он сказал, что вырос в деревне, в Кенте. Он рассказывал о сельской церкви, о том, что в ней венчались его родители. И добавил, что его самого в этой церкви крестили.

— А как вы рассматриваете эту беседу в свете того, что мы знаем сейчас? — задал наводящий вопрос прокурор.

— Я считаю, что нас нарочно вводили в заблуждение, — сказал Смит возмущенно.

Прокурор, держа долгую паузу, стал медленно вращаться на месте. Описав круг, он снова обратился к Смиту:

— А теперь расскажите, что происходило в школе утром четвертого апреля.

— Я узнал, что Джордж Тилбери исчез, когда сэр Альфред объявил об этом сотрудникам и ученикам старших классов. Он организовал поиски. Мне показалось странным, что он не сообщил в полицию немедленно. Когда я сказал ему об этом, он ответил, что не хочет вмешивать в дело полицию до того, как поговорит с родителями Джорджа. Он надеялся, что Джордж найдется раньше, чем поднимется паника.

— И как вы расценили это промедление? — спросил прокурор.

— В свете открывшихся подробностей, — сказал Смит, — я предполагаю, что сэру нужно было время, чтобы спрятать тело, поэтому он и не сообщал в полицию.

— Благодарю вас, — сказал прокурор. И обратился к Саймону: — Свидетель ваш.

— Мистер Смит, вы утверждаете, — начал Саймон, — что обвиняемый не торопился вызывать полицию, потому что хотел выиграть время и успеть спрятать тело.

— Именно так, сэр.

— Вы говорите, что это ваше мнение. Просто ваше мнение. Позвольте вам напомнить, мистер Смит, что свидетельская трибуна — не то место, где вы можете выражать свое мнение. Здесь излагают факты. Вопросов больше нет.

Я видел, что Саймон ведет опрос свидетелей слишком осторожно и неубедительно, хотя и хорохорится, и, в свете мнений Смита вкупе с показаниями Эллиса, мои и так жалкие надежды на оправдательный приговор рушились. Показания следующего свидетеля нисколько их не укрепили.

Лицо его было мне знакомо, кажется, по детству, а когда он назвал свое имя и род занятий, я тут же его вспомнил. Это был некий мистер Клерк, алтарник Кентерберийского собора, он жил с сестрой в нашей деревне. Их там не особенно любили. Они были чванливы и держались особняком. Никто никогда не бывал у них в доме, но ходили слухи, что там настоящий музей, у них целая коллекция, только никто точно не знал, коллекция чего. Еще поговаривали, что они не брат и сестра.

Я нисколько не был рад его увидеть. Он принял присягу, затем уставился на меня. Я отвел взгляд — боялся его показаний. Он сообщил суду, что вечером третьего апреля, около девяти часов, он шел по полю за нашим домом и заметил, что в саду вырыта яма.

— Я решил, что это из-за проблем со стоком воды, — сказал он, — и не придал этому значения. В тот вечер я засиделся допоздна, нужно было сделать работу для собора, — уточнил он для присяжных, — и спать пошел в половине двенадцатого. Задергивая шторы в спальне, я увидел какого-то человека в саду обвиняемого и заметил, что яма засыпана.

— Вы узнали этого человека? — спросил прокурор.

— Нет. Было темно, и из моего окна это место не так уж хорошо видно. Возможно, это был мужчина, но, честно говоря, подробнее я описать его не могу.

Это признание делало его показания, и так данные под присягой, еще более достоверными. Я посмотрел на присяжных: на них это произвело впечатление.

— И что было потом, мистер Клерк? — спросил прокурор.

— Меня это немного озадачило, — сказал добродетельный алтарник, — но больше я об этом не думал. Но когда я узнал, где было обнаружено тело Джорджа Тилбери, я решил, что нужно пойти в полицию и рассказать о том, что видел.

Мистер Клерк производил впечатление добропорядочного и достойного гражданина. Его показания были немногословны. Он говорил так, как говорит человек, который выполняет свой долг. Я посмотрел на галерею, где сидели зрители, и увидел среди них его сестру. Я заметил, что она улыбается. И тут вдруг, вспомнив всех свидетелей, которые дали показания против меня, я учуял явственный запах заговора.