Я, Дрейфус - [30]

— Я решил вас отпустить, — сказал я. — Но только на год. Рассчитываю, что в следующем сентябре вы снова появитесь в школе и при этом будете свободно говорить по-немецки.

Джеймс выдохнул — с благодарностью.

— При одном условии, — продолжал я. — Вы должны мне регулярно писать. Достаточно просто открыток. Но регулярно. Мне нужны будут ваш адрес и номер телефона.

— Конечно, сэр, — ответил он.

— Да, и желаю удачи!

Он встал. А потом сделал нечто необычайное. Подошел к столу и обнял меня. Я не отстранился. Меня глубоко тронул его порыв хоть как-то выразить чувства. Я тоже обнял его. Он был мне в тот момент как сын, а он, не сомневаюсь, видел тогда во мне своего отца.

Он отодвинулся, отвернулся. Мне показалось, он плакал.

— Удачи! — повторил я. — Наслаждайтесь каждым мигом.

Он поспешно ушел, а я стоял у стола и мысленно желал ему всего самого хорошего, как желал бы своему сыну.

В конце учебного года мы с Люси устроили еще один прием. И опять разговор шел о каникулах. На сей раз Эклз ехал к друзьям в Америку, Браун собирался слетать в Сан-Франциско, а доктор Рейнольдс решил засесть в своем домике в Котсволдсе. Меня не удивило, что наш главный школьный поэт намеревался провести лето в нашей деревеньке в Кенте. А мы с Люси и с детьми и Мэтью со Сьюзен и их детьми отправлялись в круиз по норвежским фьордам.

Теперь я вспоминаю это как последнее лето, которое мы провели en famille. А для меня это вообще было последнее лето. Я уже отчаялся увидеть еще одно. Да и вообще хоть какое-то время года. Потому что в моей камере не слышно, как облетает листва или как лопаются почки, как палит солнце или как мягко падает снег. В моем заточении времен года нет, а время — часы без циферблата, которые тикают в темноте.

15

— Сэм, я спросил Ребекку про Эклза, — сказал Мэтью. — Она меня заверила, что его показания безупречны.

Они сидели в гостиной Люси. Люси на кухне готовила чай, а дети ушли в гости к друзьям.

— Я это хорошо и сам помню, — сказал Мэтью. — Он говорил об Альфреде как о прекрасном наставнике с удивительным даром руководителя. Во всех его показаниях не было и намека на враждебность. И у Фенби, преподавателя музыки, тоже. Я не могу вспомнить, чтобы кто-то из преподавателей отозвался о нем плохо. Ну, разве что один или два. Мне невыносимо думать о тех днях.

— Альфред очень хорошо пишет, — решил переменить тему Сэм. — Тема для него больная, но он отлично справляется. По-моему, писание для него — как психотерапия.

— Ребекка отслеживает все линии, — продолжал Мэтью, словно не услышав Сэма. — Она даже ездила в Кент.

— Похоже, она очень тщательно все делает, — сказал Сэм, но от дальнейших вопросов воздержался.

У него создалось впечатление, что Мэтью не хочет делиться подробностями, или это Ребекка держит при себе все, что ей удалось обнаружить. А может, и то, и другое: Мэтью, кажется, был увлечен ее изысканиями, а возможно, и самой Ребеккой тоже, подумал Сэм.

Люси принесла чай, и за едой они об Альфреде не говорили. Люси подробно рассказала о детях — они сделали большие успехи с новым учителем. А сама она устроилась машинисткой и могла работать дома.

После чая Мэтью собрался уходить. Он явно куда-то спешил. Сэм был этому только рад, потому что ему не терпелось узнать новости о Сьюзен, а их он мог получить от Люси только в отсутствии Мэтью. Он помог ей убрать со стола, а когда они перешли в кухню, спросил:

— Как Сьюзен? Есть ли какая-то надежда восстановить отношения?

— Никакой, — сказала Люси. — Это исключено. Мэтью непреклонен. И, по-моему, он прав. В любом случае, — добавила она, помолчав, — мне кажется, его интересы переместились в другую сторону.

— Ребекка? — спросил Сэм.

— Ребекка, — ответила Люси.

— Вы ее уже видели?

— Да. Один раз.

— Рад за него, — сказал Сэм.

— Я тоже. Ему пришлось очень несладко.

— Я получил от американского издателя весьма щедрое предложение на книгу Альфреда, — сказал Сэм. — И это только на основании нескольких глав. Не могу решить, стоит ли говорить Альфреду. Вы что думаете?

— Думаю, не стоит, — сказала Люси. — Во-первых, он равнодушен к деньгам. Вы сами это знаете. А во-вторых, что важнее, он может разнервничаться. Будет считать, что от него ожидают слишком многого. Пусть он пишет так, как считает нужным. Заставлять себя может только он сам.

До чего же Люси мудрая женщина, подумал Сэм.

— Я бы мог предложить вам работу, — сказал он. — В моем агентстве. Работать вы будете дома, и о том, что мы с вами как-то связаны, никто не узнает.

Люси воодушевилась.

— А что мне нужно будет делать? — спросила она.

— Главным образом, читать рукописи, — ответил он. — Художественную литературу, документальную и писать рецензии. С точки зрения обычного читателя.

— Я с радостью! — сказала она.

— Платить я вам буду наличными. Это еще один способ скрыть связь между нами.

— Когда мне приступать?

— Завтра. Я принесу вам тексты.

Курьеру он это доверить не мог. Почте тоже. Никто не должен был знать адрес Люси.

— Но Альфреду вы расскажете, да, Сэм? — сказала Люси. — Он обрадуется.

— Разумеется, расскажу. На следующей неделе, когда я приду за очередной главой. А про американские деньги говорить не буду.