Я, Дрейфус - [22]
— Я писал о своих родителях, — сказал он. — О том, как они умерли. — Он впервые посмотрел на Сэма. — И понял, что меня это до сих пор потрясает.
Сэм снова не знал, что сказать, но теперь понял, отчего его друг впал в депрессию.
— Это естественно, — проговорил он. — Я потерял своих родителей несколько лет назад. Думаешь, что время лечит, а потом проживаешь это снова, и все это как будто вчера случилось. И снова начинаешь горевать. Ваша койка — это все равно что табуреточка в шиву.
Дрейфус улыбнулся — он был благодарен за общность переживаний.
— Это пройдет, — продолжал Сэм. — Время лечит, но ему, времени, нужно время. Вот в чем трудность. Некоторым из нас нужно держаться за свое горе. Чуть ли не культ из него сотворить.
— В моих нынешних обстоятельствах меня именно к этому и тянет.
— Но это может быть опасно, — сказав Сэм. — Так можно впасть в апатию, в отчаяние. Альфред, там, снаружи, идет борьба за вас. Мэтью настроен очень оптимистично.
— Милый Мэтью… — сказал Дрейфус.
Сэм выдержал паузу, прежде чем спросить, как продвигается книга.
— Все шло отлично, пока я не дошел до смерти родителей, — сказал Дрейфус. — И тут мне показалось, что больше уже и сказать нечего. Я подумал, что если я опишу свой крах, они каким-то образом об этом узнают. Я не только не хочу об этом писать, я и думать об этом не желаю. — Он посмотрел Сэму прямо в глаза. — Пожалуй, будет лучше, если я верну деньги.
Сэм засмеялся. Но нервно. То, что Дрейфус вдруг решил замкнуться, его нисколько не удивило. Но это нужно было преодолеть.
— Вы должны написать эту книгу ради Люси и детей. Ради Мэтью и его семьи. И прежде всего, Альфред, это ваш долг перед родителями. Прежде всего — перед ними. Они ведь тоже Дрейфусы.
Сэм напомнил об этом, и в Дрейфусе словно что-то щелкнуло.
— Я постараюсь завтра продолжить, — сказал он.
Сэм взял со стола поднос с едой и поставил на койку.
— Попробуйте немного поесть, — сказал он. Из портфеля он достал фляжку с виски и протянул ее Дрейфусу. — По медицинским показаниям.
Дрейфус усмехнулся и сделал осторожный глоток. А потом взял ложку и начал есть остывшую еду.
— Думаю, вам будет приятно услышать, что у Питера появился новый друг, — сказал Сэм. — Его зовут Тим. Я поведу их всех на ярмарку в Баттерси.
— Почему вы так о нас заботитесь? — спросил Дрейфус.
— Я уже говорил вам. Я верю в вашу невиновность.
Он наблюдал за тем, как Дрейфус ковыряет еду вилкой. Ел тот медленно, но в конце концов съел все.
— Я рад, что вы пришли, — сказал он.
Сэм отнес поднос обратно на стол.
— Мистер Уолворти с вами связывается? — спросил Дрейфус.
Сэм усмехнулся.
— Каждый день. Хочет посмотреть, что вы там написали.
— А вы что скажете? — спросил Дрейфус.
— Решать вам. Лично я показал бы ему какой-нибудь фрагмент. Просто чтобы убедить его, что вы можете писать. Этим, думаю, он бы удовлетворился. И больше не просил бы. Он по натуре не читатель. Он — издатель.
— Я отдам вам все, что написал, — сказал Дрейфус. — Сами выбирайте.
Сэм и не рассчитывал, что все пройдет так легко, и был счастлив. Он мечтал, чтобы Уолворти от него отстал.
Дрейфус подошел к столу, собрал стопку бумаг и протянул их Сэму.
— Я опять сделаю копии, — сказал Сэм, — и все вам верну.
— А теперь я прошу вас уйти, — сказал вдруг Дрейфус. — Меня опять потянуло писать.
— Только пообещайте, что будете есть, — сказал Сэм. — Даже Толстой не писал на пустой желудок.
Они пожали друг другу руки.
— Я рад, что вы пришли, — снова сказал Дрейфус. — Вы — моя связь с миром.
Вернувшись в контору, Сэм сделал копию рукописи и сел читать. То, что написал его друг, ему не просто, а очень понравилось, он решил, что Уолворти тоже будет доволен, поэтому выбрал отрывок и послал издателю. Он знал, что Уолворти прочтет тут же и позвонит ему еще до исхода дня. Так оно и было. Сэм сразу снял трубку.
— Ну, что скажете? — спросил он.
— Что ж, писать он безусловно умеет, — сказал Уолворти, — но не кажется ли вам, что это слишком… э-ээ… э-ээ…
— Что «э-э», мистер Уолворти? — спросил Сэм, хотя прекрасно понимал, что вызвало сомнения.
— Э-ээ… ну, понимаете, немного… э-ээ… слишком еврейское.
Сэм выдержал паузу. А потом твердо и не слишком уважительно сказал:
— Не знаю, мистер Уолворти, известно ли вам то, о чем писали все мировые газеты, но Альфред Дрейфус на самом деле еврей. Его судили как еврея, его сочли виновным как еврея, он был приговорен как еврей. И как еврей он находится в тюрьме и описывает случившееся со своей точки зрения. Мистер Уолворти, вы что, ожидали, что это будет что-то немного… э-ээ… мусульманское?
— Очень смешно, мистер Темпл, — ответил Уолворти. — Они, конечно, известны как народ Книги, но нашу продукцию они не очень-то покупают.
— На этот счет есть статистика? — спросил Сэм.
— Ну, все так говорят, — промямлил Уолворти.
Если аргументы у тебя слабые, надо нападать, подумал Сэм.
— Кто это все? — не отставал он.
— Вам это известно не хуже, чем мне. — Уолворти ушел прямого ответа.
Сэм не стал упорствовать.
— Но вам-то понравилось? — спросил он. — Вы довольны своим вложением?
— Да, — ответил Уолворти, — я доволен. — И, помолчав, прибавил: — Можете ему об этом сказать.
«Пять лет повиновения» (1978) — роман английской писательницы и киносценариста Бернис Рубенс (1928–2004), автора 16 романов, номинанта и лауреата (1970) Букеровской премии. Эта книга — драматичный и одновременно ироничный рассказ о некоей мисс Джин Хоукинс, для которой момент выхода на пенсию совпал с началом экстравагантного любовного романа с собственным дневником, подаренным коллегами по бывшей работе и полностью преобразившим ее дальнейшую жизнь. Повинуясь указаниям, которые сама же записывает в дневник, героиня проходит путь преодоления одиночества, обретения мучительной боли и неведомых прежде наслаждений.
Норман когда-то в прошлом — вундеркинд, родительский любимчик и блестящий адвокат… в сорок один год — наркоман, почти не выходящий из спальни, весь во власти паранойи и галлюцинаций. Психиатрическая лечебница представляется отцу и сестре единственным выходом. Решившись на этот мучительный шаг, они невольно выпускают на свободу мысли и чувства, которые долгие десятилетия все члены семьи скрывали — друг от друга и самих себя. Роман «Избранный» принес Бернис Рубенс Букеровскую премию в 1970 году, но и полвека спустя он не утратил своей остроты.
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.