Я детству сказал до свиданья - [37]
— И откуда только берутся такие подонки? — с глубоким изумлением, как бы ни к кому не обращаясь и разглядывая поочередно каждого, отчетливо произнесла Галя.
Нависло растерянное молчание.
— Все идет от семьи, — нашелся наконец Мамаев.
— Вот именно! — сказала Галя, повернулась и пошла прочь, сунув письмо в сумочку.
— Э, э, а письмо?! — вскричал Мамаев, поспешая за ней.
— Письмо адресовано мне! — отчеканила Галя. — Вы не имели никакого права задерживать его. Сейчас не военное время.
— Немедленно отдайте!
— Не отдам! Попробуйте только ко мне прикоснуться, вам и за это придется отвечать.
О, как хотелось Гале вцепиться ногтями в это откормленное рыло! Мамаев растерянно отступил, встретив ненавидящий взгляд.
Мысль о том, что Саша здесь, рядом, стоит только пройти сквозь двери с железными решетками, — стала для Гали нестерпимой. Она оглядела площадь. Среди неспешного людского движения легко можно было выделить хозяйку этого движения. Это по ее повелению стайки людей снимались с места и направлялись к дверям в колонию или, наоборот, от дверей, к вагончику посреди площади. Именно к ней все обращались с вопросами.
Это была низкорослая женщина в форме прапорщика с гладкими черными волосами, собранными сзади в пучок. Несмотря на малый рост, она ходила широким начальственным шагом, засунув руки в карманы. Взгляд был жесткий, колючий, проницательный и, казалось, все запоминающий.
— Мне надо пройти в колонию, — сказала ей Галя. — Могу я видеть начальника?
Прежде чем ответить, хозяйка оглядела ее с ног до головы и усмехнулась.
— Начальник уехал в город. Но даже он не может пропустить вас в зону. Нужно разрешение министра внутренних дел.
Сказала — как отрезала и пошла прочь с руками, засунутыми в карманы.
«Дойду до министра, но в колонию прорвусь! — сказала себе Галя. — А для начала напишу очерк обо всех этих безобразиях».
Очерк с выдержками из Сашиного письма был закончен неожиданно быстро. Обычно Галя работала гораздо дольше. Два дня очерк изучал главный редактор, на третий — пригласил Галю на беседу…
Редактор был грузный, большой, но очень подвижный. Сильные ноги легко носили его тяжелое тело. И в кабинете он не сидел, а ходил вокруг стола, размахивая Галиной рукописью.
— Очерк острый, смелый, проблемный. Но вы сами понимаете, Галя, света он вряд ли увидит.
— Но почему?! — с отчаянием спросила Галя, хотя предвидела такую реакцию. — Поймите, Николай Степанович, надо во весь рост поставить проблему занятости в колониях. Иными словами — проблему безработицы.
— Да все это я отлично понимаю.
— Три дня назад я разговаривала в МВД с замполитом и начальником колонии. Они говорят: «Колония бурлит, как кипящий котел. Люди сатанеют от безделья, устраивают беспорядки, драки, то и дело наезжает суд, добавляет сроки». И все это потому, что колония переполнена, работы не хватает, следственные изоляторы забиты новыми преступниками, которых девать некуда. И вот при наличии такой проблемы они отказывают в помиловании людям, которых вполне можно выпустить. Начальник колонии говорит: работаю почти 20 лет, но не помню случая помилования. Сплошные отказы. А ведь им-то виднее, кто заслужил помилование, а кто — нет. Они так просто характеристику не выдадут, за этим ревностно следит вся колония.
Николай Степанович сел за стол, побарабанил пальцами.
— Вот что, Галина. Редакция твой материал направит в Управление исправительно-трудовых учреждений. С требованием разобраться в проблемах, поднятых тобой, и сообщить о принятых мерах.
ГАЛЯ ПРОРЫВАЕТСЯ В КОЛОНИЮ
Легким стремительным шагом направилась Галя через парк к знакомому уже зданию. Обнаженные деревья еще не обрели четкости, медленно освобождаясь от утреннего тумана.
В приемной МВД за окошком сидела белокурая девушка со строгим, как и полагалось в таком учреждении, выражением лица. Несколько человек толпилось у телефонов, но звонящим никто не отвечал. В трубках слышались унылые длинные гудки, и этот звук наполнял молчаливую приемную ощущением безнадежности, обреченности…
Сорок минут Галя пыталась дозвониться. Наконец услышала в трубке хмурый начальственный голос:
— Идите в приемную, напротив, через дорогу. Я через десять минут буду.
Однако прошло двадцать, а его все не было. Галя сидела в холодном маленьком коридорчике с противно-голубыми, в масляной краске, стенами, смотрела на голубую дверь и думала: что меня ждет за нею? Опять неопределенность, проволочки, поиски поводов, чтобы ответить отказом, только отказом, какая бы просьба ни была?
То и дело отворялись входные двери, скрипели, хлопали. Сновали деловые люди, устраивая сквозняк. Порывы холодного воздуха обдавали Галю и справа и слева, и скоро у нее заломили ноги в осенних туфельках, окоченели руки в тонких перчатках. «Только бы не свалиться, болеть некогда, — испугалась она. — Добьюсь ли результата?»
И дверь распахнулась шире, и воздух дохнул холоднее, когда вошел, наконец, начальник Турсунов в полковничьей шинели, с неулыбчивым, хмурым лицом. Без всякого интереса взглянул на Галю, кивком головы ответил на ее робкое приветствие.
Галя отметила про себя невоспитанность полковника, не предложившего ей войти в кабинет первой.
Россия, наши дни. С началом пандемии в тихом провинциальном Шахтинске создается партия антиваксеров, которая завладевает умами горожан и успешно противостоит массовой вакцинации. Но главный редактор местной газеты Бабушкин придумывает, как переломить ситуацию, и антиваксеры стремительно начинают терять свое влияние. В ответ руководство партии решает отомстить редактору, и он погибает в ходе операции отмщения. А оказавшийся случайно в центре событий незадачливый убийца Бабушкина, безработный пьяница Олег Кузнецов, тоже должен умереть.
Ремонт загородного домика, купленного автором для семейного отдыха на природе, становится сюжетной канвой для прекрасно написанного эссе о природе и наших отношениях с ней. На прилегающем участке, а также в стенах, полу и потолке старого коттеджа рассказчица встречает множество животных: пчел, муравьев, лис, белок, дроздов, барсуков и многих других – всех тех, для кого это место является домом. Эти встречи заставляют автора задуматься о роли животных в нашем мире. Нина Бёртон, поэтесса и писатель, лауреат Августовской премии 2016 года за лучшее нон-фикшен-произведение, сплетает в едином повествовании научные факты и личные наблюдения, чтобы заставить читателей увидеть жизнь в ее многочисленных проявлениях. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
В этой книге собраны рассказы о боевых буднях иранских солдат и офицеров в период Ирано-иракской войны (1980—1988). Тяжёлые бои идут на многих участках фронта, враг силён, но иранцы каждый день проявляют отвагу и героизм, защищая свою родину.
В книгу вошли повести и рассказы о Великой Отечественной войне, о том, как сложились судьбы героев в мирное время. Автор рассказывает о битве под Москвой, обороне Таллина, о боях на Карельском перешейке.
В повести «Ана Ананас» показан Гамбург, каким я его запомнил лучше всего. Я увидел Репербан задолго до того, как там появились кофейни и бургер-кинги. Девочка, которую зовут Ана Ананас, существует на самом деле. Сейчас ей должно быть около тридцати, она работает в службе для бездомных. Она часто жалуется, что мифы старого Гамбурга портятся, как открытая банка селёдки. Хотя нынешний Репербан мало чем отличается от старого. Дети по-прежнему продают «хашиш», а Бармалеи курят табак со смородиной.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.