Я был в Ку-клукс-клане - [70]

— Здорово, Перкинс! — приветствовали они меня, обмениваясь со мной клановским рукопожатием. — Что-то тебя давненько не было видно!

«Если бы они только знали! — подумал я. — Еще несколько минут — и Перкинс перестанет существовать, а вместо него появится и станет предметом всеобщего внимания Кеннеди».

Я вошел в комнату, где уже собрались остальные свидетели обвинения. Возле дверей стоял помощник шерифа. Я внимательно разглядывал его, припоминая, не встречал ли его раньше на каком-нибудь клановском сборище…

Наконец секретарь суда начал перекличку свидетелей.

Когда он произнес имя Кеннеди, все головы в здании суда завертелись волчком.

Я встал и сказал не слишком громко:

— Здесь…

— Да это Перкинс! — завопили разъяренные куклуксклановцы и колумбийцы, — Так вот кто предатель! Бей его, ребята!

Ко мне бросилась целая толпа. Я оглянулся вокруг: намерены ли помощники шерифа прийти ко мне на помощь? Но все они смотрели на меня с той же ненавистью, какой награждали меня мои заклятые враги. Только когда судья постучал по столу, призывая всех к порядку, помощники шерифа неохотно принялись за исполнение своих обязанностей и затем отвели меня в относительно безопасную комнату для свидетелей обвинения.

— Предупреждаю публику, что если попытки запугать свидетелей повторятся, я прикажу арестовать виновных! — загремел судья. — Сейчас будет зачитано обвинение.

Мимо комнаты свидетелей потянулась процессия моих бывших «собратьев». Они заглядывали в дверь, размахивали кулаками и бормотали угрозы: «Мы еще разделаемся с тобой!»

— Живым тебе из Атланты не выбраться, — мрачно предсказал мне один из них.

Помощник шерифа и пальцем не пошевельнул, чтобы отогнать их от дверей.

В это время в комнату вбежал еще один помощник шерифа и вручил мне повестку… как свидетелю колумбийцев!

Потрясенный этим неожиданным поворотом дела, я рискнул выйти в коридор и увидел около двери Дюка.

— Что это значит? — спросил я его.

— Абсолютно ничего, — ответил он. — Я тоже привлечен в качестве свидетеля. Они и не подумают вызвать нас. Но, сделав нас таким образом свидетелями обеих сторон, они лишили нас возможности присутствовать в зале и наблюдать за ходом дела.

Так вот это что — начало мести! В том, что они на этом не остановятся, я убедился, вернувшись из буфета после завтрака в комнату свидетелей обвинения.

— Что вы можете сказать для печати? — налетела на меня стая репортеров.

— О чем? — удивился я.

— О запрещении вашей книги «Разоблачение Юга».

— Книгу запретили? — спросил я с недоумением. — Но кто?

— Прокурор Эндрюс! Во время перерыва колумбийцы стали раздавать в зале экземпляры вашей книги. Несколько экземпляров они дали помощникам шерифа, которые держат на поводу присяжных, а один экземпляр даже положили на стол Эндрюсу!

— Ну и что же? — спросил я. — Им полезно прочесть ее.

— Возможно, но колумбийцы все свое внимание сосредоточили на странице триста сорок три, где говорится: «Единственное условие, на котором мы согласны дать неграм равенство, — это… их добела!»

— Но это не мои слова. Я цитировал одного куклуксклановца!

— Неважно, кто это сказал, а важно, что вы это напечатали. Эндрюс только взглянул на эту строчку и сразу же сказал: «Это самая вульгарная и непристойная фраза, какую я когда-либо читал». Он разослал помощников шерифа по всем книжным магазинам Атланты, приказав им принести из каждого магазина по два экземпляра с расписками и фамилиями продавцов!

— А дальше что?

— Эндрюс заявил, что собирается привлечь их всех к суду за продажу порнографической литературы, да и вас с ними заодно, если вы распространяли свою книгу.

— Какая чушь! — возмутился я. — Ведь это же безумие! Сегодня вечером, когда суд закончит свою работу, я сам подарю Эндрюсу экземпляр книги с автографом.

После того как я высказался подобным образом в защиту свободы печати, мне пришло в голову, что если Эндрюс осуществит свою угрозу и арестует меня, то вряд ли мне поздоровится в атлантской тюрьме. В тиши тюремной камеры ничто не помешает полицейским-клановцам сделать со мной все, что им заблагорассудится.

Я сидел в комнате для свидетелей обвинения и размышлял над этой печальной перспективой, когда в дверях появился Эндрюс и поманил меня пальцем. Он провел меня вдоль коридора к небольшой нише. Здесь мы были одни.

— Кеннеди! — обрушился он на меня. — Дело дрянь! Им удалось так восстановить всех против вашей книги, что я не могу выставить вас своим свидетелем.

— Неужели дело зашло так далеко? — спросил я, испугавшись не на шутку. — Что страшного в том, что я употребил неприличное слово? У всех этих парней оно не сходит с языка!

— Конечно, но вы не знаете и половины всего! Они прочли главу, которая называется «Полное равенство и как его добиться». Вы только прислушайтесь к гулу в зале суда. Знаете, что это значит?

— Нет.

— Это значит, что толпа забыла о том, что судят колумбийцев, и готова сию минуту линчевать вас! Вы знаете Джорджию не хуже меня. Убийство негра здесь многие рассматривают как мелкий проступок, а человеческое отношение к негру считают преступлением!

— Но ведь колумбийцев судит не толпа, беснующаяся в зале, — возразил я.