Wolfhill - [45]

И прямо сейчас у Совета не останется выбора кроме как отдать Раныль во избежание войны.

«Да чёрта с два».

— Что ты задумал? — Кёнсу, чувствующий изменения в настрое Чонина, обеспокоенно взглянул на друга.

— Она ничья, — повторил словно мантру Фань, зверея на глазах от бездействия Совета, — Мы в праве её забрать. Она ничья.

Чонин смотрит на умиротворённое лицо девушки, причинить боль которой хотел бы меньше всего на свете, и которую ни за что никому не отдаст. Даже ценой своей жизни.

Он вонзает клыки в девичье предплечье, достаточно сильно, чтобы остался след. Раныль выгибает от боли, однако девушка не приходит в себя, лишь болезненно ломает брови, кривясь. Чонин роняет пару солёных капель на свежую рану, тяжело дыша утыкается ей в шею.

«Прости».

— Чонин, нет, — ошарашено шепчет Тэрим, поняв всё сразу же.

Молодой волк оборачивается ко всем лицом, замечая, как полукруг из волков застыл в ожидании. У Чонина на пасти красуется её кровь.

— Теперь она — моя.

Раныль хмурится от нарастающей боли, тянущейся по всему телу. Тэрим прижимает рукой рану, не переставая плакать.

Метка горела красным.

XIV

Первое, что услышала девушка, как только открыла глаза — разъярённый голос бабушки. Затем горячие капли слёз на своей руке и беспорядочные нашёптывания: «Прости, прости, прости…»За что та просит прощения — неплохо было бы узнать.

Её трясло. Ноги не хотели слушаться, так и не сумев сдвинуться, когда Лу Хань, щедро раскрыв свою волчью пасть, делает прыжок в её сторону. Глухой стук собственной головы о мягкую почву земли. Наполнившиеся горькими слезами глаза Тэрим…

И опять темнота.

Чонин не находил себе места, пока Раныль без сознания лежала в его комнате. Он перенёс её из леса сам, на руках. До сих пор помнит растерянные провожающие взгляды членов обеих стай, как те молчаливо принялись расступаться, давая пройти. Тэрим, перестав плакать, шла следом, не желая теперь покидать подругу.

У Раныль начинали синеть губы. Парень сжал челюсть, пытаясь дышать. Её голова была неестественно откинута назад, а тонкая рука свисала, будто из неё разом выкачали всё живое. Одному богу было известно, сколько Чонин приложил усилий для того, чтобы не осесть с дорогой ему ношей в руках на землю.

Мать суетилась вокруг не подающей никаких признаков жизни девушки. Ким не желал признавать, что убил её. Не так он себе представлял последствия своих действий.

Отец вывел его на улицу, чтобы тот не мешался под ногами, пока мать наверху делала всёвозможное, ради того, чтобы девушка как можно скорее пришла в себя.

Чонин услышал её болезненный крик, который сиренью ворвался в его слух, и зажмурился, сдерживая подступавшие слёзы. Метка начала действовать. Раныль предстояло пройти через сжигающую в агонии тело боль, которая будет длиться, если повезёт, пару дней. Не все выдерживают её ношу.

— Как знать, какая участь была бы ей милее.

Чонин услышал негромкие шаги за спиной и обернулся. Это был старейшина, который стоял, опершись на трость. Парень отвёл взгляд, не выдержав испытующих глаз старца. Тот наблюдал за Кимом с прищуром, оценивая состояние того.

— Ты знаешь, что такое Метка, малец? — глухо стуча тростью, старец подошёл и встал плечом к плечу к Чонину. Парень не выдержал и испустил нервный смешок, с вызовом глядя собеседнику в глаза.

— Поиздеваться решили, учитель Ман?

— Вовсе нет, — скрипучий голос того в детстве пугал маленького Чонина, теперь же вызывал раздражение.

— Это — проклятье, — зло дыша, отозвался парень. Учитель, не до конца удовлетворённый ответом, взглядом велел продолжать, — Человек, которому поставили метку, становится безвольным перед отметившим его оборотнем. В конце концов, умирает от сильнейшей эмоциональной вспышки.

Парень бросает мимолётный взгляд за спину, на окно второго этажа, где находилась Раныль. Что не ускользнуло от зорких глаз наставника.

— Но?

Чонин вернул внимание на старца и продолжил, сухо сглотнув.

— Но если обративший человека оборотень будет держаться подальше, настолько дальше, чтобы его энергия не давила на человека, то он будет жить. Как самый обычный человек.

Учитель Ман вздохнул и устремил нечитаемый взгляд вперёд.

— Но в этом случае..?

— Что в этом случае? — хмурится Чонин, разумеется, зная, что тот имеет в виду.

— Что будет с оборотнем?

— Он будет жить так же, как жил до этого, — пожал плечами Ким.

— Верно, — кивает старец, — Но только если он не влюблён в своего человека, — поворачивается корпусом к парню, — Потому как, в этом случае оборотень умирает от разрывающей его тоски. И ты, видимо, к этому готов.

Хлопает парня по плечу и уходит в дом. Тело Раныль начало бороться.

* * *

Госпожа Хан требовала перенести внучку домой, чтобы самой за ней ухаживать. У женщины за эти пару дней вся жизнь пронеслась перед глазами. Смотреть на мертвенно бледную Раныль, которую время от времени скрючивает от болей, и которая едва ли воет, было тяжело. Настолько, что женщина приходилась по нескольку раз в день принимать успокоительное.

Однако семья Ким, главным образом мать Чонина, настояли на том, чтобы оставить девушку в их доме, пока той не станет лучше. К тому же, госпожа Хан не могла не заметить, что стоит Чонину появиться в непосредственной близости от комнаты, как Раныль затихала, а её пылающая метка на время переставала гореть. Она успокаивалась и тихонько засыпала.