Wolfhill - [46]

Чонин держал её за руку каждую ночь и не давал себе её отпускать. Эгоистично хотел насытиться её присутствием, пока ещё можно. Пока она рядом.

Потому что как только она очнётся — он знал наверняка — возненавидит его. Метка провоцировала усилений эмоций в разы.

Парень не мог позволить себе притронуться к ней лишний раз, ему казалось, что у него нет на это прав.

На улице стояла глубокая ночь, когда Чонин вышел во внешний двор и присел на самодельную скамейку.

— Не спится? — Кёнсу, судя по виду, сидел тут не один час. Тот неотрывно смотрел на звёздное небо, будто пытаясь высмотреть что-то очень важное. Чонин оставил вопрос без ответа, полагая, что друг его и не ждал.

— Не вини себя.

Слова До будто вспаривают никак не заживающую рану — Чонин болезненно жмуриться. Рядом с другом можно не притворяться, что всё отлично.

— Послушай, не всё так плохо. Она, по крайней мере, жива.

Чертовски верно. Она жива. И это главное.

— Я уверен, Раныль не сильно разозлится, увидев следы твоих зубов, — пытается пошутить Кёнсу, — Может у вас всё сложится.

Чонин медленно поворачивает к другу голову, не веря в услышанное.

— Ты, надеюсь, шутишь?

Кёнсу недоумённо смотрит в ответ. Ким устало выдыхает.

— Метка будет подавлять любое её желание, Кёнсу. Всё, что она будет ко мне чувствовать, будет воздействием метки, не более. А когда она захочет уйти, то и этого не сможет. И она будет ненавидеть меня за это, — Чонин прикрывает глаза, подставляя лицо ночному холоду.

Кёнсу молчит непозволительно долго для мечущегося сердца Чонина, который даже сейчас слышит спокойное дыхание девушки.

— А что, если я скажу тебе, что она уже чувствовала что-то? — говорит Кёнсу, — До метки.

Чонин смотрит недоверчиво.

— Не просто симпатию, — добивает друг, — Что, если так? Никому из вас не нужно будет умирать.

Кёнсу знает, о чём говорит, он чувствует людские эмоции. Не почувствовать тягу Раныль к Чонину сложно, странно, что тот сам ещё ничего не понял.

Чонин не в силах повернуться к другу сухо сглатывает.

— Не просто симпатию..? — Чонин, кажется, не дышит даже, — Ты уверен? — и судорожно облизывает губы.

Кёнсу мягко улыбается, глядя другу в глаза.

— Почему бы тебе не спросить её саму? — и многозначительно смотрит в сторону окна комнаты Чонина, в которой слышится шорох простыней и лёгкая возня. Чонин вздрагивает.

Раныль пришла в себя.

Ким стоит почти у порога, позволяя деревянной двери отсрочить момент встречи с Раныль, и просто прислоняется к ней лбом. Не готовый увидеть ненависть в любимых глазах, либо же слепое искусственное обожание. И не понятно, что хуже.

— Я знаю, что ты здесь. Почему не заходишь? — Чонин слышит её слабый шёпот. Парня встряхивает моментально. Он делает глубокий вдох и мягко толкает дверь от себя.

У Раныль красные от слёз глаза и ужасающие синяки под ними же. Осунувшееся лицо и синие подрагивающие губы. При лунном свете одетая в белую сорочку она кажется тоньше и настолько маленькой, что у парня перехватывает дыхание. Он намеренно избегает её пытливого взгляда и остаётся стоять у двери, притворив её за собой. Прислоняется к ней спиной.

— Посмотри на меня.

Голос у Раныль в противовес её состоянию бодрый. Чонин вздрагивает как от пощечины и смотрит. Смотрит.

Так Раныль ведь — тоже.

Не так, как он себе напредставлял. А представлял он и вправду многое — начиная от того, что Раныль бросится на него словно одержимая, до того, что она начнёт метать и крушить всё вокруг.

На деле же — просто смотрит. И улыбается мягко, склонив голову набок.

— Что с тобой? — и удивление в её голосе настолько искреннее, что Чонину в самом деле становится плохо.

Что с ним? Серьёзно?

— Ты не рад меня видеть? — Раныль делает попытку встать, но тут же оседает, болезненно морщась. Тело всё ещё слегка ноет после почти недели пыток. Чонин же отворачивает голову от этой картины и пытается дышать чаще, тише. Чтобы она не услышала подступающих слёз.

Боже, как же он ненавидел себя в этот момент.

— Не хочешь говорить? — Раныль, кажется, действительно расстраивается. Так будет лучше — продолжает думать Ким — будет лучше.

— Знаешь, ты мне снился.

Чонин наконец смотрит на Раныль, но теперь уже она опускает взгляд и начинает мять под пальцами лёгкую ткань сорочки.

— Всё это время ты мне снился, — Хан собирается силами и в упор смотрит Чонину в глаза, — И ты был единственным, кто держал на плаву моё сознание.

Раныль, скорее всего, сейчас признается в своих чувствах — думает Чонин. Уже началось действие метки — думает.

Чонина выворачивает от мысли, что всё это навязано ей силой волчьей природы.

— Не хочешь присесть? — она смотрит всё так же преданно и хлопает по кровати. Брюнет, наконец, отлипает от стены и на негнущихся ногах подходит к девушке. Садится, сохраняя дистанцию между ними.

Раныль чувствует себя отвратительно. В самом деле. Её выворачивало наизнанку шесть суток к ряду и складывалось ощущение, что внутренности решили поменяться местами. Очнувшись, девушка ожидала увидеть… хоть кого-либо.

Но в плотно закрытой от внешнего холода комнате кроме неё самой не было ни души. Лишь на подлокотнике кресла сиротливо висела толстовка Чонина, даря надежду, что парень всё же её навещал.