Взвод - [10]

Зарешетивший скоро после этого разговора дождь окончательно успокоил комбрига.

Дождь усиливался. К концу перехода потоки воды размыли дорогу. Нагруженные до отказа фуражем повозки обоза еле двигались в густом месиве грязи. Нагорный приказал молодому взводу гатить дорогу для обоза. Помощь двух с лишним десятков ребят была очень кстати и подняла взвод во мнении бойцов.

— Так, так, хлопцы, — кричали, проезжая мимо ребят бойцы эскадронов.

— Не дарма, хлопцы, хлеб едите. Мать вашу за ногу. Помогай… Поддай… А ну, еще.

В разгар гатения произошла во взводе заминка.

Часть взвода, копавшая землю на гать, приостановила работу. Из всей группы в десять человек работал только Сыч. Девять побросали лопаты и галдели.

Гришин, притащив на гать ворох нарубленных шашкой веток, бросил их укладчику, а сам подошел к крикунам.

— Что случилось? — спросил он.

— Жрать хотим… Какая работа, когда в брюхе кишка с кишкой разговаривает… Что мы каторжники, что да? — заорали наперебой ребята.

— Что же не понимаете вы, что ли? От нас ведь обед зависит. Если не починим дороги, то бригада и мы останемся без пищи и фуража. Продовольствие и фураж через болото не проедут, — спокойно увещевал Гришин.

— А мы поедим и без продовольствия! — ответили Гришину из группы.

— Вы поедите, а лошади как же? Газеты будут читать? — повысил голос Гришин.

Подошел Воробье и поддержал взводного.

— Первое дело нам поручили. От нас, можно сказать все сейчас зависит. Вы бузите! Вон Сыч не бросил же работать! Сознательный значит. Давай делать!

Сорокин угрюмо сказал:

— Сыч тоже сволочь. Сам подколдыкивал, а потом на попятный!

Сыч бросил лопату:

— Кто тебя подколдыкивал, раз сам ты дурак!

Низкорослый коренастый парень одним прыжком подскочил к Сычу.

— Жизни твоей осталась минута! — закричал он.

Потеряв равновесие, Сыч полетел, увлекая за собой в болото и Сорокина. Несколько секунд сцепившиеся барахтались в грязи. Трудно было разобрать, кто внизу, а кто сверху. Поднялись оба черные от грязи, в тине, мокрые.

Сбежавшийся на место свалки взвод так и ахнул, когда противники, прекратив потасовку, стали вылезать на гать. Их встретил неудержимый хохот.

— Сыч, поцелуй его! Ха-ха-ха! Чертяки, ось бачите!.. Зараз фотографию заснять…

Сыч вскарабкался на гать первым. Сзади полз Сорокин. Хотел Сыч ударить «врага», да не рассчитал силы толчка и слова неудержимо пополз в трясину.

Зрители давились от смеха.

Вмешательство Гришина и Воробья положило конец этой сцене.

Поссорившихся распределили по разным группам и снова взялись за гатение.

Ко времени подхода обозов бригады гать была готова.

Взвод с песнями тронулся за переехавшим гать обозом.

К сумеркам небо очистилось от туч. Горизонт слегка розовел закатом.

— Давай, ребята, нашу донскую «Пчелочку» споем, — предложил Гришутка Мамин.

— Давай, заводи, — откликнулись ребята.

Мамин лихо заломил на затылок кубанку и звонким тенорком взял первое слово: «Пче-лоч-ка…» И оборвал.

Издали глухо донесся орудийный выстрел.

Один, другой, третий.

Весь взвод настороженно прислушивался.

— Эге, брат! Прямо батареями шпарят, — улыбнулся Гришин.

Орудийные выстрели как бы подхлестнули обозы. Ездовые зачмокали, щелкнули кнутами и поехали рысью.

— Рысью! — скомандовал Гришин.

Орудийные выстрелы то смолкали, то доносились вновь. Одиночного огня не было слышно. Стреляли батареями и дивизионами.

Гул орудий, напомнил о том, что было два-три месяца назад. Бои под Ростовом, Егорлыкской, Краснодаром встали в памяти так ярко, как будто были не сотню дней назад, а вчера, позавчера.

После каждого пушечного залпа но телу пробегала дрожь. Каждый выстрел заставлял сильней прижимать шенкеля к бокам отдохнувших за время работы у гати лошадей.

На дороге, не доезжая двух-трех километров до села, где должна была расположиться бригада, стояла застава одного из полков бригады.

— Тут без вас уже Варшаву взяли. Эй, кашевары! Проспали!

Непрерывный гул артиллерийской стрельбы стоял над дворами, набитыми повозками и лошадьми. Встревоженно метались жители, на всякий случай складывая в телегу несложный свой скарб.

У коменданта штаба Гришина ждало приказание комбрига:

«Держать половину взвода в постоянной готовности для ординарческой службы, выставить караул у штаба командира бригады».

— Что же с одного вола семь шкур драть? Мы сегодня и так вымахались, — заворчали ребята, услышав приказ.

— Приказ есть для того, чтобы его исполнять, — отрезал Гришин.

Этот довод произвел обратное действие.

— Тебе хорошо командовать. Сам в караул не пойдешь. Заелся, гнида! — заорали ребята.

Гришин, не ожидавший такого наскока, растерялся.

— Товарищи, — раздался спокойный, звонкий голос Мамина, — если так тяжело службу нести, то давайте сделаем вот как…

Затихший было взвод снова забурлил:

— Ну, как? Что он там придумал? Тихоня!.. Ты воду-то из мотни выжми!

Мамин, переждав волну криков, продолжал:

— В караул дойдем мы, комсомольцы. Я выражаю желание. Воробьев, Лялин, Прокофьев и Минчуков тоже пойдут. Гришина трогать не будем, он во взводе нужен, а сами пойдем. С нас и спросу больше. Мы примером должны быть, как говорил военком.

Такого предложения никто не ждал. Оборвались выкрики и смех. Кое-кто из ребят зачесал затылки.