Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 - [123]
В завершение обсуждения вернемся к вопросу о том, что стало причиной советского государственного насилия. Непосредственным толчком к его началу в конце 1930-х годов явились решения, принятые руководством страны. Приказы об арестах, казнях и депортациях, произошедших в ходе массовых и национальных операций, были отданы Сталиным и его соратниками. Их манихейский взгляд на мир, их представления о капиталистическом окружении, их убежденность в том, что строительство и защита социализма нуждаются в безжалостном истреблении внутренних врагов, — все эти черты сталинского руководства объясняют масштабы применения государственного насилия[1107]. Растущее международное напряжение и угроза существованию страны, исходившая от Германии и Японии, тоже сыграли крайне важную роль в создании фона для массовых репрессий.
Вместе с тем, помимо прямых причин советского государственного насилия, было несколько условий, которые я старался подчеркнуть. На протяжении всей истории правители стран, в том числе многие русские цари, применяли широкомасштабное насилие в отношении своих народов. Но лишь в эпоху модерна различные правительства создали «научную» классификацию своих народов и использовали ее для отсечения отдельных социальных групп. Социальное отсечение основывалось на общественных науках и определении самого социального поля, к которому эти науки прилагались. Советское государственное насилие не было обусловлено российской отсталостью[1108]. Напротив, оно базировалось на свойственной эпохе модерна концепции общества как искусственного объекта, поддающегося изучению и преобразованию при помощи государственного вмешательства. Таким образом, необходимым условием советского государственного насилия в тех формах, в каких оно осуществлялось, были новейшие познания в общественных науках.
Общественные науки послужили главным источником этих знаний — в особенности такие дисциплины, как социология, психология и криминология. К концу века психологи и криминологи все активнее подчеркивали проблему социальной девиантности и необходимость покончить с ней, в случае надобности прибегнув и к насильственному оздоровлению. Советское руководство уделило особое внимание отклонениям от социальной нормы, которые видело у тех, кого оно называло бывшими людьми и кого предписывало удалять из общества, чтобы в социалистическое будущее не проникла зараза из капиталистического прошлого. Таким образом, научное знание смешалось с другим необходимым, хотя и недостаточным условием советского государственного насилия — хилиастическим мышлением советских лидеров. Этот подход был отчасти обусловлен марксизмом с его вниманием к различным стадиям исторического развития, но Сталин разработал свою собственную доктрину о нарастании борьбы с внутренними врагами. Когда коллективизация закончилась и была создана социалистическая экономика, неспособность некоторых членов общества вписаться в новый порядок указывала на то, что в стране продолжается сопротивление. По мнению Сталина, причиной этого сопротивления была отчаянная борьба как внутренних, так и внешних врагов, стремившихся подорвать мощь cоветского государства, которое становилось все более сильным[1109]. Таким образом, для защиты завоеваний революции было необходимо безжалостно уничтожить врагов. Сталинский своеобразный хилиазм фокусировал особое внимание на обнаружении и устранении противников как на средстве продвижения к коммунизму.
Чтобы осуществить свои идеи, советская власть нуждалась в средствах нейтрализации тех, кого относила к числу врагов. Таким образом, технологии отсекающего насилия были еще одним необходимым условием осуществления как массовых, так и национальных операций. Картотеки, паспортный режим, аппарат тайной полиции и концлагеря предоставили средство идентификации и устранения тех, кто считался социально вредным или политически нелояльным. Технологии социального отсечения были изобретены не большевиками, а европейскими чиновниками, сначала в колониальном контексте, затем в годы Первой мировой войны. Советская система, родившаяся на стыке Первой мировой и Гражданской войн, приняла на вооружение методы тотальной войны, и они сделались неотъемлемой частью советского строя.
Таким образом, новейшие достижения общественных наук, рассуждения о девиантности, соединившиеся с хилиазмом советского руководства, а также военные технологии социального отсечения — все это было необходимыми, хотя и недостаточными условиями советского государственного насилия конца 1930-х годов. Партийные лидеры прибегли к этому насилию в атмосфере чрезвычайной внешней угрозы и крупнейшего социального потрясения, вызванного их собственными бурными усилиями по коллективизации сельского хозяйства и индустриализации страны. С их точки зрения, выживание социализма и продвижение к коммунизму были невозможны без уничтожения оппозиции. Хотя конечная цель — социальная гармония — оставалась расплывчатой и неясной, усилия по классификации и нейтрализации «антисоветских элементов» становились все более конкретными. И когда опасность, нависшая над cоветским государством, казалось, стала расти с каждой минутой, партийные лидеры самым решительным образом усилили накал борьбы за искоренение всех тех, кто, по их мнению, мог в случае войны стать пятой колонной.
В монографии показана эволюция политики Византии на Ближнем Востоке в изучаемый период. Рассмотрены отношения Византии с сельджукскими эмиратами Малой Азии, с государствами крестоносцев и арабскими эмиратами Сирии, Месопотамии и Палестины. Использован большой фактический материал, извлеченный из источников как документального, так и нарративного характера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.