Взмахом кисти - [33]

Рецепт тепла: янтарная глубина цейлонского чая, гвоздика, корица, две столовые ложки рома, ломтик апельсина. Согревшись и успокоившись, Художница снова открыла вкладку с сообщениями и сквозь солёную дымку в глазах разглядела дату этого «спасибо».

“Как бы я хотела увидеть её! (*_*) Побывать в вашем домике, погулять в саду, покататься на лодке по озеру (^_^)”

В тот же день… Видимо, сообщение пришло уже после того, как Художница выключила компьютер, и прочитать его ей было суждено именно сейчас.

«Если можешь, прилетай скорей»*.

_______________

*последняя строчка из песни «Нежность» («Опустела без тебя земля…»)

9. Возвращение

Раскалённая июльская реальность плыла, как марево, загоняя душу в предсмертный тоннель. Только холодный душ мог немного удержать её в теле, и Художница забралась под живительные и бодрящие струи. Особенно страдала обросшая голова – хоть каждый час поливай водой, и из ванной Художница вышла с твёрдым намерением состричь эту жаркую и ненужную шапку волос.

В холодильнике стояла банка зелёного чая с мелиссой и лимоном – спасение для пересохшего горла. Белая футболка и белая рубашка, лёгкие светлые брюки – потому что в тёмном жарче.

Она вышла на улицу с влажными волосами, чтобы хоть какое-то время сохранить свежесть, продвигаясь сквозь густой горячий воздух. Её путь к Журавлёнку был полон стука сердца: помогла ли картина? Должна была помочь, потому как лодка на «Вечере» не проступала, а это предсказывало успех. Снова жужжащий улей мыслей пассажиров автобуса, щиток тёмных очков и ласка ветра из люка.

Дверь открыла Катя. Она удивлённо поприветствовала Художницу и посторонилась, впуская в квартиру, в которой опять пахло чем-то вкусным. Выяснилось – пирогом с картошкой и грибами, только что вынутым из духовки и поставленным «отдыхать» и размягчаться под влажным полотенцем.

– Как Даша? – спросила Художница, кратко дактилируя первые буквы слов: Кате и этого было достаточно для понимания.

– Она приезжать сегодня, – был ответ. – Автобус задержка, я надеяться хорошо.

Тюлевая занавеска колыхалась, впуская струи июльского воздуха, а Художница застыла в них, пытаясь сморгнуть наваждение и сбросить движением нахмуренных бровей размноженное отражение реальности в осколках треснувшего зеркала. Горячее дыхание дежавю обдало душу. Всё это уже было: пирог, задержка автобуса, а потом известие об аварии и… Нет, не инвалидность – гранитная плита на могиле. Художнице это мерещилось, или у Журавлёнка было два варианта судьбы?..

Ощущение, что она вот-вот проснётся, осталось позади. Пробуждение произошло, вот только она не успела уловить момент, когда это случилось. Может, утром, когда она встала с липкой, влажной от пота постели? Или ночью, когда закрылись её глаза? Что это? Альтернативная реальность? Временная петля? Впрочем, Художница уже ничему не удивлялась. Сердце целиком наполнилось светящейся плазмой ожидания.

Вспыхнула лампочка светового звонка, Катя встрепенулась, изобразила руками крылья птицы – «Журавлёнок» – и радостно кинулась к двери. Художница встала со стула, шагая по качающемуся под ногами полу, а сердце летело по туннелю со светящимися стенами. Кажется, она начала вспоминать… Картина-вход и картина-выход.

Поставив на пол в прихожей большую спортивную сумку, Даша обнялась с матерью. Коротенькие джинсовые шорты с бахромой открывали её длинные загорелые ноги, длинный конский хвост из тёмно-каштановых волос прорастал в отверстие белой бейсболки сзади. Живая и здоровая, абсолютно невредимая, она сияла чудесной улыбкой, блестя мелкими и ровными жемчужными зубками. Впрочем, улыбка исчезла, а взгляд посерьёзнел, когда она увидела Художницу.

– Привет, Дашунь.

– Привет…

Художница сейчас не просто читала с губ. Она услышала в голове это слово – «привет», хотя у Даши не было выраженных телепатических способностей. Наверно, это и был тот «месседж», психическая составляющая речи.

Разве это не счастье – взять тёплые девичьи руки в свои, ощутить в них пульс молодой жизни, умилиться пятнышкам смущённого румянца на скулах и уколоть сердце о догадку, откуда взялась эта серьёзность под густыми ресницами?.. А Катя на радостях разрезала пирог, не дождавшись возвращения Виктора с работы, и приглашающе маячила с кухни.

Конечно, была куча впечатлений от поездки и куча фотографий, но сначала следовало смыть дорожную пыль, и Даша забралась в ванную. Художница, наполненная уютным хмелем счастья, жевала пирог, когда девушка вошла на кухню, освежённая, в домашнем коротком халатике и с влажными волосами.

– Фотки потом на компьютере покажу, в большом формате, – пообещала она. – Штук двести наберётся, наверно.

Она обращалась к матери знаками, но Художница слышала в голове её мыслеголос – серебристый и нежный, как лепесток подснежника.

Виктор пришёл с работы как раз к показу снимков. Разместившись с куском пирога на стуле, он жевал, смотрел и «слушал», а Даша рассказывала и показывала. На широком мониторе сменялись красивые виды, Дашин пальчик кликал мышкой, а в балконную дверь струился июльский вечер.

Потом они медленно шли по липовой аллее в густых волнах аромата: Художница – в тёмных очках и с руками в карманах, Даша – в невесомом платьице на бретельках и открытых сандалиях, тихонько откусывая мороженое в ломкой шоколадной глазури. Серьёзный взгляд из-под ресниц и умилял Художницу, и заставлял холодеть от беспокойства за юное сердце, которому предстояло испытать боль…