Взлетная полоса - [34]
Потянулись нескончаемые кошмарные дни, слагавшиеся в недели и месяцы. В доме поселились тишина и траур, словно в комнате лежал покойник. Не было дня, чтобы мама не плакала. Она похудела и будто состарилась, на ее тумбочке у кровати стояли пузырьки и пахло лекарством.
Валера лежал в хирургическом отделении железнодорожной больницы. Мама и отец ездили туда почти ежедневно, а я за все время был у него пять или шесть раз. И не потому, что сидеть возле брата и смотреть на его бледное, отрешенное лицо было невыносимо тяжело, — просто Валера запретил мне приходить и по-настоящему сердился, когда я все же появлялся в палате.
Особенно запомнилось мое первое посещение брата. Показав глазами на дальний, плоско лежавший край одеяла, он сказал:
— Теперь, братишка, запросто обгонишь меня. Помнишь, на каток-то ходили? Отходился.
И все слова, которые я приготовился сказать, включая и примеры из книжек, застряли у меня в горле.
В больнице брат пролежал семьдесят один день. Наконец его выписали, и тихим солнечным днем, когда звенела весенняя капель и за окном пронзительно кричали воробьи, машина «скорой помощи» остановилась у нашего подъезда. Протезы Валера надевать еще не мог, и на третий этаж санитары, которым помогал отец, внесли его на носилках.
Измученный болезнью и беспомощностью, Валера сделался раздражительным, капризным, беспрестанно заставлял делать то одно, то другое. Мама уже собиралась бросать работу. Но отец убедил не делать этого — иначе совсем сломится. И это было правдой. На работе мама хоть немного могла отдохнуть душой.
А временами брат впадал в такую мрачную меланхолию, что целыми часами лежал как пласт. Однажды, когда он будто стеклянными глазами смотрел в потолок, я попробовал заговорить с ним — Валера в бешенстве запустил в меня тяжелую книгу. Вдобавок ко всему чаще и чаще требовал вина или водки.
— Что косоротитесь! — кричал он. — Имею право. На свои пью, инвалидные!
Выпив, он минут тридцать-сорок не мог успокоиться — шумел, ругался, ползал на коленях, опрокидывал стулья, после чего, обессилевший, с трудом забирался на тахту и затихал в тяжелом, недолгом сне. Случалось, если не хватало сил, засыпал и на полу.
Единственную связь с внешним миром, так сразу отдалившимся от него, мог поддерживать лишь с помощью телефона. Первое время аппарат стоял возле его тахты, и, когда звонили, Валера тотчас хватал трубку. Однако почти всегда тут же в раздражении орал: «Борька! По твою душу!» Или звал маму: «Мать, ты, как министерша, нарасхват». А ему не звонили. Ни Вероника теперь не беспокоила звонками, ни Людочка с собственной кооперативной квартирой, ни межгород. В конце концов Валера приказал убрать телефон.
Не звонила брату и Галя. Может, ее и в городе еще не было — курсы трехмесячные.
О Гале мы вспоминали часто. Особенно после истории с фотографией. Пришел я как-то из школы и вижу: на столе валяется разорванный снимок, на котором Валера и Галя были сфотографированы год назад. Только я взял со стола кремовые кусочки — Валера как заорет с тахты:
— Чего лапаешь! — А потом устало махнул рукой. — Ладно, выбрось к чертовой бабушке.
Выбрасывать мне было жалко. Поискал глазами, куда спрятать обрывки, и положил на прежнее место — за раздвижное стекло книжной полки. Я ожидал, что Валера снова закричит на меня, но тот пустил в потолок струю дыма и сделал вид, будто все, что я делаю, его нисколько не интересует.
Но самое удивительное было не это. Вечером я пришел от Нади (готовили вместе уроки) и глазам не поверил: кремовая фотография, прежняя, целая, которую я привык видеть на полке, вновь стояла на том же месте.
Валера спал. Я на цыпочках подошел к полке и отодвинул стекло. Куски фотографии были тщательно сложены друг с другом и обратной стороной приклеены к прозрачной пленке. Линии разрыва были едва заметны.
Эта история с фотографией меня так взволновала, что я тут же вновь поспешил к Наде. Она даже перепугалась, открыв дверь и увидев меня. Выслушав, Надя уверенно сказала:
— Боря, он любит ее.
На это я печально заметил:
— Но из этого теперь уже ничего не следует.
— Почему? — нахмурила она брови. — Разве ты не уверял, как он был ей дорог.
— Правильно, был. В прошедшем времени.
— А сейчас? Думаешь, ничего-ничего?
— Не знаю. Может, и сейчас что-то осталось, но… как бы это теперь выглядело? Когда здоров был — смотреть на нее не хотел. А теперь чувство вспыхнуло.
— Боря, не сердись, я не согласна. Если человек любит, он готов на многое. На жертву.
— Согласен. Допустим, Галя была бы готова. А Валера? Имеет ли он право? Наплевал, обидел… Ни на что не имеет он теперь права.
Надя покачала головой:
— Ты рассуждаешь, как бухгалтер. Все взвесил и рассчитал. А настоящая любовь не рассуждает…
Я и сейчас, два года спустя, поражаюсь — почему Надя так говорила? Откуда у нее были те убеждения взрослой женщины? А ведь она даже младше меня. На целых четыре месяца.
Сколько раз возвращались мы к разговору на эту тему. Надя убеждала: Галя должна знать правду, а как поступит — ее дело. Сам я, возможно, ни на что не решился бы, а Надя распорядилась по-своему. Однажды утром я собирался в школу, когда в дверь тихонько постучали. Это была Надя. Я по ее лицу сразу понял: пришла не просто так. И действительно, едва спустились с лестницы, она сказала:
В сборник Владимира Добрякова вошли повесть «Одиннадцать бестолковых» и рассказы «Староста класса», «Мороженое на двоих», «Домой на воскресенье».
Книга рассказывает о том, как важно не быть слишком «послушным», как распознать настоящих и ложных друзей.
В этом году Алькин день рождения выпал на воскресенье: Алька не знал, хорошо это или плохо.Какая разница — понедельник будет в этот день, среда или, скажем, воскресенье! О чем тут ломать голову? Он вообще мало задумывался над жизнью. Он просто жил, и все.И, конечно, Алька Костиков, ученик пятого класса, даже не представлял, каким будет для него тот следующий год, начинающийся 10 марта.Не мог ничего знать Алька о тех событиях, в которых он будет играть далеко, не последнюю роль и которые закончатся тем, наверное, самым главным, и памятным днем в его жизни.До того дня минует длинная череда в 169 очень разных — интересных и скучных, радостных и горьких — дней Алькиной жизни.А пока ни о чем этом он не знает и с нетерпением ждет 10 марта, когда ему исполнится двенадцать.
Владимир Андреевич Добряков родился 26 августа 1924 года в г. Москве. В начале войны с ребятами девятиклассниками работал в Орловской области на строительстве противотанковых рвов, затем на авиазаводе под Куйбышевом. По окончании войны квартира в Москве оказалась занятой и он с матерью уехал во Львов, там закончил филфак, работал в военной газете, начал писать. Первая его книга вышла в свет в 1957 году («Отец и Володька»). В 1963 году Владимира Андреевича приняли в Союз писателей. C 1980 года писатель живет и работает в г.
Повесть «Недолгие зимние каникулы» (Воронеж, 1974 год) рассматривает взаимоотношения детей в коллективе, рассказывает о дружбе и товариществе, об организации интересного досуга школьников. Недолгие зимние каникулы, но сколько можно успеть сделать за это время: слепить снежную бабу, залить каток, устроить во дворе ледяную горку, создать хоккейную команду… А можно провести каникулы и по-другому: испортить в школе только что покрашенные парты, сделать жильцам газовую атаку, посыпать каток золой… В повести сравниваются положительный и отрицательный образ жизни подростков и дается убедительный пример того, что честным, добрым, внимательным людям живется интересней и веселее.
Имя Оки Ивановича Городовикова, автора книги воспоминаний «В боях и походах», принадлежит к числу легендарных героев гражданской войны. Батрак-пастух, он после Великой Октябрьской революции стал одним из видных полководцев Советской Армии, генерал-полковником, награжден десятью орденами Советского Союза, а в 1958 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Его ближайший боевой товарищ по гражданской войне и многолетней службе в Вооруженных Силах маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный с большим уважением говорит об Оке Ивановиче: «Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.