Взгляд на жизнь с другой стороны - [43]

Но Хабаровский запах не шел ни в какое сравнение с запахом Куйбышевским. Здесь, видно, что-то случилось с канализацией и одновременно с вентиляцией, одним словом, вонь стояла густая и совершенно не возможная. Я, вообще, наверное, туда бы не пошел, но ситуация приближалась к критической – мы вышли из кинотеатра, где смотрели только что вышедшую на экраны комедию Гайдая «Бриллиантовая рука». Этот фильм и сейчас еще смотрится прекрасно, а тогда просто «обоссаться было можно», и я, помню, забежал в этот ужас, не дыша, сделал свое небольшое дело и бегом обратно. А посредине этого зловония в полумраке стояли три мужика и смаковали бутылочное пиво, и даже чем-то закусывали, но это, благодаря скорости передвижения, я не очень отчетливо помню.

Еще одно выпуклое воспоминание той поездки связано с посещением города Жигулевска или Тольятти, где тогда активно строился автозавод, к нашему, кстати, большому разочарованию, потому что заранее всё представлялось совсем иначе. Мы рассчитывали угоститься жигулевским пивом прямо из источника в патриархальном городке, а попали на огромную стройплощадку. Но основное мое воспоминание связано не с этим и ни с Куйбышевской ГЭС, которую мы там посетили, а с Жигулевскими горами. Горы эти, до смешного низкие, чуть не оставили меня калекой.

Некоторые ситуации в жизни удивительным образом повторяются. Перепросматривая свою жизнь, я сейчас обращаю внимание на это. В частности, случай в Жигулевске потом, в усиленном варианте, повторился на Кавказе, на серьёзной скале.

Но это было позже, а в тот раз, вроде бы, не было ничего страшного. Какой леший меня понес влезать на эту гору? Снизу она казалась простенькой, но, в какой-то момент, я повис, зацепившись всем чем только можно за грунт (руками, ногами, животом, подбородком и т. д.), потому что вдруг понял, что если я сейчас сорвусь, то мало не покажется. У альпинистов существует понятие «есть куда падать». В данном случае, у меня было, куда падать – метров так пятнадцать-двадцать. Мало? но это выше, чем крыша пятиэтажного дома! Снизу расстояние, наверное, выглядело смешным и действительно, снизу смеялись мои товарищи… мне было страшно и обидно одновременно.

Завершили культурную программу поездки посещением Куйбышевского ГПЗ, если не ошибаюсь №4. То ли сам завод был хорош, то ли экскурсовод знал своё дело, но впечатление осталось очень приятное (я до сих пор горд за отечественную подшипниковую промышленность) и более того, вся технология производства образно и ярко запечатлелась в памяти. Это, правда, сыграло со мной злую шутку в институте, на экзамене по Деталям машин, но об этом потом, если я до этого доберусь.

Обратная дорога почти ничем не запомнилась, кроме дурацкого названия города «Новокуйбышев». Ну ладно бы еще Новая Самара, взамен переименованной.

2. Неполное среднее

С осени в школе маразм и скука. От скуки в какой-то день все мальчишки нашего класса договорились прийти в галстуках. Причина была в том, что пионерские галстуки и школьная форма остались в прошлом и нас все ругали за паршивый внешний вид, а тут все пришли в отцовских галстуках, кто с узлом, кто с резиночкой. Эффект получился сногсшибательный, девочки были в трансе, учителя забывали закрывать рот. Некоторые личности из других классов над нами смеялись, но мы выдержали форс и укоренились в своём намерении, так и проходили в галстуках до окончания школы. Я, к тому же, стал носить отцовские шляпы.

Галстуки ума, конечно, не прибавили. Глупостей творилось немало. Например, классический случай с Иваном Лаврентьевичем. Несмотря на страстно оттопыренные ноздри чувственного еврейского носа, он, в обычном своем состоянии, пребывал в завидном спокойствии. Совершенно индеферентно он ставил двойки или пятерки в начале урока и потом, также спокойно переходил к объяснениям нового. Но иногда он срывался.

Я не отношусь к людям, которым математика мать родная. У каждого свои способности. Я, например, в алгебре по сей день ни бум-бум. Но на удивление, всегда любил геометрию. Иван Лаврентьевич терпеливо выводил мне по алгебре тройки вместо двоек, а по геометрии ставил четверки вместо пятерок. Но был у нас в классе такой Юра Г (в дальнейшем Ёж), при выслушивании которого наш математик терял самообладание. Ёжик не выглядел шибко тупым, вполне нормальный парень, папа, правда, генерал, ну и что? Ну, не дается человеку математика, что кипятиться то? А Иван Лаврентьевич доходил аж до брызга слюной.

В один прекрасный день мы проделали такую штуку: сняли с гвоздя портрет Ильича и просто поставили его сверху на классную доску, ничем незакреплённым. И начался урок. Иван Лаврентьевич появляется в дверях в своем постоянном синем с белой ниточкой костюме, слегка посыпанный перхотью и мелом, с большими треугольниками под мышкой и с не менее постоянным жутким запахом Беломора. Уж до чего мы сами приходили в класс прокуренными.

В школе было несколько мест для курения учеников, нелегальных, разумеется. Самым характерным в этом отношении был мужской туалет на четвертом этаже, там набивалось курильщиков столько, что стояли спина к спине. Можно было, в принципе и не курить – вместо воздуха был почти чистый дым. Некурящие, в том числе и учителя, во время перемен сюда не ходили. Нас, конечно, гоняли оттуда, но лениво, раз в три дня, примерно. Заходил кто-нибудь из учителей впредбанник и громко произносил магические слова: ага, дескать, попались! Вся публика после этого, молча и не гася сигарет дефилировала на лестницу к чердаку, где обстановка была примерно такой же. Грязь, дым, потолок в черных пятнах от прилипших спичек.