Выжившая - [63]

Я не вижу смысла продолжать дискуссию или бессмысленный спор. Не знаю, как назвать состоявшийся разговор между мной и Гвендолен Кейн. Она не видит очевидных вещей и даже не задумывается об их истоках. Я могла бы… попробовать, попытаться объяснить, но она не готова, не станет слушать. Гвен ошибается, полагая, что находится в безопасности, хотя я не верю в историю с исчезнувшей девушкой. Гвендолен погрязла в фантазиях брата, но она преследует вполне определенную цель, рассказывая мне их общие байки. По большому счету напыщенная стерва права. Мне надо уезжать. Надо… Но я не могу. Я должна разобраться, понять.

– Доброй ночи, Гвен, – прощаюсь я и торопливо выхожу из комнаты. Закрываю за собой дверь и застываю от неожиданности, заметив небрежно привалившегося к противоположной стене Оливера Кейна, сверлящего меня пристальным, изучающим взглядом. Он избавился от пиджака и сейчас стоит передо мной, скрестив руки на груди, слегка лохматый, в рубашке цвета индиго, повторяющей рельеф крепких мышц, и черных брюках, идеально сидящих на длинных мускулистых ногах и… улыбается так, что захватывает дух. Странно, но теперь, когда я знаю о его безумии, он кажется мне еще привлекательнее… Словно его красота является своего рода компенсацией за душевный недуг. Меня не пугает и не отталкивает то, что Оливер – родной сын монстра, исковеркавшего множество жизней. Напротив, я чувствую некую близость, схожесть в нашей общей агонии.

Мне хорошо знакомо чувство вины и беспомощности, когда хочешь, но не можешь ничего изменить. Я бы поменялась местами с Руби, умерла за нее, если бы это сделало маму здоровой, я бы убедила Руби остаться дома, если бы могла отмотать время назад… Я бы проткнула шины, если бы она не согласилась. Я бы много чего могла сделать, но у меня нет второго шанса.

Я знаю, теперь знаю, как появилась темная комната на чердаке и мрачно-загадочный узник. Это наказание. Оливер сам себя приговорил, сам создал тюрьму, сам назначил надзирателя, постепенно наделяя его демоническими чертами.

Я бы помог маленькой девочке выжить, если бы оказался рядом.

Я бы остановил монстра, сжег его логово и вынес ее на руках.

Разумеется, его никогда не было и не могло быть в доме Хадсона. Оливер все это придумал, чтобы справиться с разрушительным чувством вины. Зверства отца давят на его плечи, заставляя испытывать стыд, страх, ярость, гнев… Ответственность. Ему нужна не я, а прощение… освобождение.

Ты вернулась, чтобы выпустить меня, Шерри.

– О чем разговаривали? – с наигранной небрежностью спрашивает Оливер, вырывая меня из почти сформировавшейся мысленной схемы. Белых пятен еще слишком много, чтобы составить целостную картину, я и не уверена, что хочу заполнять их, не вижу в этом смысла. Я не психолог, не спаситель, а как правильно выразилась Гвен Кейн, жертва. Выжившая жертва.

– Ни о чем, – неопределенно передергиваю плечами. – Так, женская болтовня. Ничего интересного.

– Ты не передумала остаться? – шагнув ко мне, Оливер скользит по моему лицу задумчивым взглядом, задерживаясь на губах дольше, чем следует.

– А должна? – невольно отступив назад, вжимаюсь лопатками в стену. Сердце тревожно екает и неумолимо ускоряется. Прошедшая ночь теперь кажется далеким сном. Все-таки я дико невезучая. После стольких месяцев воздержания переспать с психом надо еще умудриться. А самое нелепое в том, что я догадывалась, чувствовала, что с этим парнем что-то не так. Иногда надо прислушиваться к тревожным звоночкам, а не идти на поводу у инстинкта размножения.

– Тебе ничего не угрожает, Шерри. Я позабочусь о твоей безопасности, – убедительным тоном обещает Оливер, приближаясь вплотную. Его тело, горячее и жесткое, вжимается в мое, слабое и безвольное. Сдавленно пискнув, я запрокидываю голову, больно ударяясь затылком. – Ты никогда не пожалеешь, что осталась, – низкий голос проникает в мое затуманенное сознание, вызывая горькую улыбку. Смело и самонадеянно, но Оливер верит, что контролирует ситуацию. Я, например, точно уверена, что ни хрена не контролирую. Ни свое тело, ни мысли, ни разыгравшееся либидо. По ходу мы на равных, Оли.

Его ладони упираются в стену, заключая меня в капкан стальных мышц. Он пахнет дождем, океаном и безумием. Опасный опьяняющий коктейль. Я должна бежать от него, биться в истерике, дрожать от ужаса, но продолжаю смотреть в разгорающиеся гиацинтовые глаза, испытывая чувство близкое к темному восхищению, запретному любованию, нездоровой жажде. Это чертовски странно, необъяснимо и жутко. Это до жути неправильно. Я схожу с ума точно так же, как прошлой ночью, переступаю черту. Безумие заразно… знаю, но впервые так греховно-сексуально. Выдернув рубашку из-под ремня, я забираюсь под нее ладонями, чтобы жадно скользить по пылающей коже, окаменевшим от напряжения мышцам и натянутым жгутам вен. Я пью его голодное тяжелое дыхание, погружаясь в потемневшие раскаленные ультрамарины, по собственной воле тону в чернильной космической мгле широких зрачков.

– Ты самая смелая женщина из всех женщин, что я знал, – хрипло шепчет Оливер, дотрагиваясь до моей щеки невесомым, осторожным касанием. – Я думал, ты возненавидишь меня.