Выстрел в доме с колоннами - [14]
– О Вас в деревне все беспокоятся, все ждут, когда Вы выздоровеете, – сказала Дина.
– Фёдор Иванович только и думает о Вас, переживает, а врачи его к Вам не пускают, – промолвила Ниночка. И, подумав, добавила: – Он Вас очень любит, мне кажется, всю жизнь.
Баба Зина слушала и плакала…
В палату зашла медсестра, посетители направились к выходу, пожелав всем пациенткам скорейшего выздоровления.
В больничном дворе прохаживались люди в тапках, разноцветных халатах и спортивных костюмах. Одна пожилая пара привлекла внимание Дины. Женщина лет восьмидесяти в байковом халате оступилась, а сгорбленный старичок в костюме с орденскими планками на груди тут же поддержал её под локоток, что-то причитая себе под нос. «Так всю жизнь поддерживают друг друга», – подумала девушка, – «возможно, этот старичок, будучи совсем молодым, участвовал в кровопролитных боях, и где-то здесь недалеко похоронены его товарищи, а эта женщина ждала его, может, даже сама партизанила в местных лесах».
Выйдя с территории больницы, молодые люди увидели серый обелиск. Подойдя поближе, они смогли рассмотреть выгравированную на нём надпись: «Никто не забыт, ничто не забыто». Погода налаживалась, небольшой ветерок в июльскую жару только радовал, птички щебетали, перебивая друг друга, и всем хотелось думать, что впереди – только хорошее.
– Борцов, скажи, неужели действительно в усадьбе были несметные сокровища? – спросила Нинка, сгорая от любопытства.
– Были. Но камни в них оказались качественной подделкой.
– Это как же так? – выкрикнула обалдевшая Нинка.
– Шёл тысяча девятьсот четырнадцатый год, война, все сыновья великого князя отправились защищать Родину с оружием в руках. Вырученные от продажи драгоценных камней деньги княгиня отдала на нужды армии, оставив себе лишь золотые вещички в память о тех близких, кто эти украшения ей когда-то дарил. А после революции было уже не до колец и ожерелий, немногим членам семьи удалось выжить, – тихо произнёс Гриша. – Подробнее вам может рассказать директор музея Олечка. Она нам очень помогла, но запертая заклинившим замком дверь и бесполезные телефоны оказались для неё неприятным сюрпризом.
– А для тебя, для Тараса Петровича, для сторожа Фёдора? – не унималась Нина, но, взглянув на мрачного Григория, примолкла.
– В начале пятидесятых усадьбу решили превратить в дом отдыха для трудящихся, – продолжал делиться знаниями местной истории Борцов, – тогда во время ремонта и нашли тайник. Поговаривали, кто-то из деревенских подсказал, возможно, как раз, баба Зина или дед Фёдор.
И тут Нинка прощебетала:
– А Ольга Сергеевна сказала, что тайник отыскался год назад… Да, уж, мне даже самой стало жалко… драгоценности! – Ниночка тяжело вздохнула.
– Девушки, как же я забыл, вы же с утра, кроме блинов, ничего не ели! Поедемте, накормлю вас и напою. Кстати, нам есть, за что выпить! Как раз тут неподалёку открылся отличный ресторан, на машине до него десять минут, «У Романовых» называется.
– А за что пить будем, Гриш? – прищурилась Нина. – За прекрасных дам? За любовь?
– За победу в войне с гитлеровской Германией! За здоровье бабушки Зины! – предложила Дина. Борцов обнял её и сказал с улыбкой:
– За наш российский народ!
И все трое рванули к припаркованной в тенёчке Ниве.
Неженский ответ на немужские поступки
– Показывайте, что там у вас.
– Григорий Михайлович, тут и не разберёшь, мужской это труп или женский, – голос стажера звучал растерянно.
Следователь Борцов с трудом пробирался сквозь кусты по влажной траве осеннего леса. Под ногами хлюпало, холодный октябрьский ветер протискивался в полураспахнутую, наскоро одетую куртку. Жена недавно купила её Грише и каждый раз, провожая на работу, напоминала: «Застёгивай куртку, когда выходишь из машины». Но Борцов был непослушным и на здоровье плевал. Недавно, выехав на место происшествия, проторчал с Зайцевым под дождём битый час, показывая и объясняя ему, что, да как. Витька Зайцев, стажёр, оказался смышлёным добрейшим парнем, но временами выкидывал такие фортели, проявляя излишнюю инициативу, что терпение Борцова не выдерживало, и уж какое там здоровье, когда приходилось то и дело отчитываться перед начальством, покрывая самодеятельность мальчишки. Гриша смотрел на Витю и видел себя в двадцать пять. Конечно, в том возрасте он был взрослее, суровая армейская жизнь воина-интернационалиста сделала своё дело, да и после не сказать, чтобы стало легко. «Эх, надо бы Петровичу напомнить, давненько мы с ребятами не собирались, а то переехал в свою деревню и увяз по уши в огородных делах», – думал Борцов о командире, приближаясь к группе мужчин, что-то с задумчивым видом обсуждавших.
Мужики, узнав его, поздоровались и указали на груду сухих листьев, которая наполовину прикрывала обезображенный труп. Разорванная в клочья грудь, местами из-под мягких тканей выступали рёбра, лицо выглядело настолько изуродованным, что казалось невозможным угадать, каким оно было раньше: единственный глаз – без верхнего века, отсутствие носа и верхней губы могли ввести в ступор любого повидавшего на своём веку. Стажёр Витька вопросительно смотрел на Борцова.
История дантиста Бориса Элькина, вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову, он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим и теми, кто ему близок.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.