Высший круг - [3]

— Они не такие, как другие, — сказал Артур.

— Дорогой мой, придется привыкать. Это новое поколе­ние выработанное нашим континентом. Они молоды, кра­сивы богаты. У них уже не спрашивают, откуда они при­ехали, были ли их предки на борту «Мэйфлауэр. Блондинка, Элизабет Мерфи, принадлежит к четвертому поколению ирландцев. Первые приехали, умирая от голода, снедаемые паразитами. Они прокладывали железную дорогу на Диком Западе, с ними обращались не лучше, чем с китайскими кули, они умирали от лихорадки, но дети тех, кто выжил, ходили в школу, а повзрослев, записывались в кавалерию, чтобы шинковать индейцев. К третьему поколению они до­бирались до банков или до политики и уже были частью но­вой американской аристократии. Почитайте Генри Джейм­са и Скотта Фицджеральда. Они все сказали об их снобизме и деньгах. В Элизабет Мерфи — хоть она и купается в долла­рах — снобизма ни на грош. В прошлом году она три меся­ца посещала мои лекции. Среди потомков этих ирландцев, приехавших сюда во время великого голода в их стране, всегда найдутся горячие головы, от которых искры летят. Элизабет — это вулкан. Пусть она одевается как грузчик, стрижется под мальчика, никого этим не проведешь: она принцесса. Вы быстро поймете: у нас деньги святы… Никог­да не считается вульгарным о них говорить, назвать цену своего дома, своей машины, драгоценностей своей жены. Да, святы… В общем… не всегда… но у ирландцев — часто. Не у итальянцев. Хотите с ними познакомиться? Во всяком случае, вы встретите их в университете. Жетулиу на том же курсе, что и вы. Он бразилец, родившийся в Рио-де-Жа­нейро, воспитанный в Европе и здесь, американец в Нью-Йорке, француз в Париже. Я редко встречал настолько же одаренного человека, который при этом ни черта не желает делать. Я думаю, что-то мешает ему в определенный момент пойти до конца в том, что он задумал. Короче говоря, я на­хожу его, с одной стороны, прожженным, а с другой — неве­роятно наивным. Он парадоксальным образом утверждает, что его везение, как и успех его сестры, обрекает и того, и другого загубить свою жизнь. Аугусте уготовано дело: стать супругой денежного мешка. В тот день, когда она преуспеет, я утоплюсь. Отнеситесь к этому признанию в любви с определенной сдержанностью: я видел Аугусту раз двадцать за всю жизнь, когда давал ей уроки американской культуры. Сотню слов, произнесенных ею, невозможно забыть, что-то вроде: «Передайте мне соль и перец». Можете вы объяснить мне тайну подобных внезапных влечений, у которых, уж по­верьте, не может быть будущего? Аугуста не то чтобы кра­савица: подбородок слегка выдается вперед, как у многих южноамериканцев, губы чуть вывернутые из-за капли не­гритянской крови. Через двадцать лет, если не будет следить за собой, она превратится в дебелую матрону с волосами цвета ночи, как у инков, от которых она тоже кое-что взя­ла, и с таинственно голубыми глазами. Она точно собрана из кусочков, позаимствованных у нескольких рас. Когда она приезжает к брату в Бересфорд, все мальчики хотят повести ее в бассейн. Увы, она боится воды, терпеть не может море и выискивает на карте страны, где можно жить вдали от океана. В детстве они оба пережили драму, ужасную сцену, которую им не удается забыть, которая порой возникает в кошмарах Аугусты. Без брата она бы истаяла как свечка и не могла бы ничего поделать. Если однажды какому-нибудь мужчине удастся ее соблазнить, она заставит его дорого за это заплатить при первой же возможности.

Конканнон все устроил. За обедом, когда «Квин Мэри» вышел в море, Артур оказался за одним столиком с Жету­лиу и обеими девушками.

— Вам, хоть вы француз, еще повезло, — сказала, Аугу­ста. — Ваше имя не будет безжалостно исковеркано: «А́ртур» вместо «Арту́р» не собьет вас с толку. То же самое с Морга­ном. Вам это покажется очень интересным, и вы не будете страдать, как Жетулиу, с легкостью превращаемый в «Геттуйо», и я, бедная Аугуста, которую как только не обзыва­ют из-за этого голенького «у» в середине моего имени — его никогда не произносят одинаково ни в одном романском языке. Что же до нашей фамилии, Мендоса, можете сами себе представить производное от нее, как только ею завла­деет английский язык. Вы интересуетесь ономастикой, ме­сье Морган?

Артур понял по веселому взгляду Элизабет, что риску­ет попасться в сети. Профессор Конканнон слишком пло­хо говорил по-французски, чтобы следить за разговором, впрочем, он был занят тем, что методично протирал свои приборы дезинфицирующей марлей.

— Не только интересуюсь, но и слыву крупным фран­цузским специалистом в этой довольно новой науке, у ко­торой уже есть свои мученики. Мы не исчерпаем этой темы за один переезд Атлантики. Потребуется совершить кругос­ветное путешествие.

— А, ну тогда… если не исчерпаем, то лучше и не начи­нать. Вы меня не знаете. Учтите: я перфекционистка.

Элизабет расхохоталась. За соседними столиками повер­нулись или лицемерно наклонились головы, чтобы узнать, от­куда смех. На лицах изобразилась зависть или неодобрение. Одна дама сказала достаточно громко, чтобы ее услышали что современная молодежь совершенно распоясалась, а у убеленных сединами отцов нет никакого авторитета. Конканнон яростно обернулся к даме и метнул в нее убийствен­ный взгляд. Та уткнулась носом в тарелку.