Высшая милость - [49]

Она ненавидела слышать голоса в глубине дома. Это напоминало ей о детстве, о тех временах, когда она слышала раздраженные голоса своих родителей, предвещающие жестокое наказание. В такие ночи она молилась, отчаянно молилась, крепко сжав кулачки в одном единственном маленьком знаке любви к Иисусу. Но единственным ответом был порыв ветра вокруг Уирлаттона, темнота, прижатая к большой лужайке, и бормотание голосов вдали.

Время шло. Она начала задыхаться, хотя и не осознавала этого, будто её телу, чтобы успокоиться, был необходим большой глоток воздуха. Но она успокаивалась, медленно. Снаружи наступила ночь. Она попыталась открыть ставни, но пальцы были бессильны против запертых железных решеток.

Она молилась. Молилась о спасении. Она знала, что Господь рядом и знала, что Иисус есть любовь и, несмотря на все свидетельства её детства, продолжала верить, что Господь есть добро и любовь. Она молилась, но не пуританскому карающему Богу, а Богу любви. Хотя, казалось, что даже молитвы не дают никакой надежды.

В замке повернулся ключ. Он пробудил все страхи детства, открылась дверь и появилась свеча, точно также, когда поздно вечером, отослав служанку Черити, приходил отец с тяжёлым от бремени Господа лицом, чтобы выпороть её. В этот раз появился Сэмюэл Скэммелл.

Он закрыл за собой дверь, поставил свечу на стол и улыбнулся девушке, стоящей возле окна.

— Помолимся, Доркас?

Она промолчала.

Кивком головы он подозвал её к столу и указал на пол.

— Я подумал, что мы можем вместе приклонить колени и предоставить Ему наши проблемы, это может помочь.

Спокойствие в его голосе удивило её.

— Он разрушил стены Иерихона. У тебя есть труба?

Он вздрогнул, услышав презрение в её голосе.

— Ты не поняла, Доркас. Ты нездорова, — он помесил воздух руками, крайне нуждающийся в её понимании. — У тебя отец умер. Это должно быть трудно. Доктор Фендерлин сказал, что тебе необходимо лечение. Ты должна отдохнуть, моя дорогая, в Дорсете, — он глупо покачал головой, потом окунулся в язык Сиона, который спасал его от глубоких раздумий. — Наш владыка и Спаситель Иисус Христос поможет нам, Доркас. Поручи Ему свои заботы и доверься Ему, — его голос крепчал, впадая в ритм богослужения. — И хотя у нас неприятности, Доркас, и хотя мы страдаем, но Он рядом! Я ведаю это! Я доказываю это всю свою жизнь, через Его спасительную милость, через кровь Божьего Агнца, Доркас!

— Замолчи! — она закричала ему. — Замолчи!

Хозяйка советовала ему бить Смолевку. Она говорила, что это решит все его проблемы, и он подумал, права ли она. Он моргнул. Он знал, что не был сильным, иначе смог бы устоять перед напором Гримметта, который настаивал, чтобы они поженились этой ночью. Скэммелл возражал, заявляя, что свадьба ночью незаконна, но Гримметт рассмеялся.

— Предоставь это сэру Гренвилю. Он знает, что является законным.

Таким образом, это была свадебная ночь Сэмюэла Скэммелла, ночь, когда к нему перейдёт священная обязанность Мэтью Слайта вести Доркас по пути спасения. Религия привела Скэммелла к этой ночи, к его невесте и хотя его плоть плакала о ней, он был шокирован её силой воли. Возможно, Хозяйка была права. Возможно, повиновение ему нужно вбить в неё. Он попробовал ещё раз.

— Ты действительно спасена, Доркас?

Она презрительно посмотрела на него. Она стояла, прямая и высокая, рядом с зарешеченными ставнями.

— Я верю в Иисуса Христа.

Автоматически он ответил:

— Хвала Ему. Хвала Ему.

— Но я не твой тип христианина.

Озадаченно он посмотрел на неё. Пальцем почесал обширную ноздрю.

— Есть только один тип, Доркас.

— И какой это тип?

Ему было приятно, наконец, она разговаривала с ним. Может, ему не нужно будет расстегивать толстый ремень, который держал его бриджи. Он улыбнулся, толстые губы блеснули в свете единственной свечи.

— Христианин — это тот, кто принимает Иисуса своим Господом, кто следует Его заповедям.

— И которые должны любить друг друга и относиться к другим так, как хотели бы, чтобы они относились к вам! — она рассмеялась ему в лицо. — Именно так ты делаешь? Принуждаешь меня к себе, так ты следуешь Его заповедям?

Он нетерпеливо покачал головой.

— Нет, нет, нет. Если человек выбран Господом, Доркас, если человек силён в Господе, то его долг, да, долг вести других. Никто не говорил, что быть христианином легко, Доркас, но мы должны быть пастухами стада. Мы должны вести их.

На её лице проступило презрение.

— И я одна из них? Это меня нужно вести?

Он кивнул, страстно желая, чтобы она поняла.

— Женщины слабы, Доркас, в них больше плоти, чем духа. И путь женщины легче, потому что лежит через послушание. Если ты подчинишь себя послушанию, тогда у тебя не будет неприятностей. Я пришёл к тебе, Доркас, только в духе Божьем, в желании вести тебя по благочестивой дорожке. И с молитвой тебе следует подчиниться, Доркас, зная, что это Его воля.

Она наклонилась над столом, и он отпрянул от гнева на её лице. Её слова хлестнули его.

— Подчинение! Послушание! Это все, что ты знаешь. Наказание, ненависть, вот твоя религия. Если бы Христос вернулся сейчас, ты знаешь, что бы ты делал? Ты бежал бы за молотком и гвоздями и звал кого-нибудь сооружать крест, — она выпрямилась. — Ты женишься на мне не из-за христианского долга, Сэмюэл Скэммелл. Ты женишься на мне, потому что это сделает тебя богатым, и потому что ты хочешь это! — она раздвинула края плаща, выставляя своё строго одетое тело. Она плюнула на его религиозные трактаты. — Ради своей жадности, и ради своей похоти.