Высшая милость - [40]

По бокам картины находись деревянные ставни из дуба, обработанного известковой побелкой, как и панельная обшивка комнаты, и которые могли скрыть картину, но сейчас они были раскрыты, показывая большой, эффектный и шокирующий портрет. Молодой мужчина сидел, обнажённый, на залитой солнечными лучами опушке темного леса. У него было стройное мускулистое и крепкое тело. Загорелая на солнце кожа. Смолевка поймала себя на мысли, что обнажённое тело Тоби будет выглядеть таким же сильным и красивым, и смутилась. Оно одновременно и шокировало, и сильно нравилось, но она перестала думать о теле, как только взгляд переместился на лицо юноши.

Лицо было необычным: величественным, высокомерным, языческим. Это лицо легко представить в золотом шлеме, подумала она, и обозревающим побежденные земли. У юноши были золотистые волосы, спадающие по обеим сторонам широкого жестокого рта. Она никогда не могла представить себе, что какой-нибудь мужчина мог быть таким красивым, таким пугающим и таким очаровательным.

Обнаженный мужчина смотрел не прямо, а в озеро, спрятанное среди скал. Отражение в озере золотило прекрасное лицо юноши, также солнце отражалось в водной ряби Темзы, что играла на потолке сэра Гренвиля Кони.

Лицо притягивало её. Она размышляла, хотела бы она встретить такого мужчину, и попыталась убедить себя, что ни один мужчина не может быть таким красивым, таким золотистым, таким высокомерным и таким совершенным. Это была фантазия художника, не более того, но она не могла оторвать глаз от потрясающего лица.

— Моя картина нравится вам, — она не услышала, как вторая дверь, дверь возле стола, открылась. Вздрогнув, она повернулась, и в проёме двери увидела самую странную фигуру, какую она когда-либо видела. Она уставилась на гротескного, ошеломляюще уродливого мужчину, иронически, как ей показалось улыбающегося ей.

Сэр Гренвиль Кони — она предположила, что это наверняка это он, — был низкого роста. Чудовищно толстый живот и тонкие ножки, перед которыми стояла невыполнимая задача удержать такую баснословную громаду. Лицо жутко походило на жабье, с широкой скучной прорезью рта под выпученными бледными глазами. Белые и кудрявые волосы. Коричневого цвета богатая одежда туго обтянула огромный живот. Он перевёл взгляд на картину, на обнажённую фигуру в натуральную величину над её головой.

— Это Нарцисс, влюбленный в самого себя. Я держу это, чтобы напоминать себе об опасности самолюбия. Вы не собираетесь, мисс Слайт, превратить меня в цветок? — он хихикнул. — Вы же мисс Слайт?

— Да, сэр.

Выпученные глаза уставились на неё.

— Вы знаете, кто такой Нарцисс, мисс Слайт?

— Нет, сэр.

— Конечно же вы не знаете. Вы же пуритане. Наверняка вы знаете только ваши библейские истории?

— Надеюсь что так, сэр,

она чувствовала, что он насмехается над ней. Он улыбнулся.

— Нарцисс был молодым юношей такой красоты, мисс Слайт, что влюбился в самого себя. Он часами любовался на своё отражение и в наказание был превращен в цветок, этот цветок теперь называют нарциссом. Вы согласны, что он красив?

Она кивнула, смущенная его вопросом.

— Да, сэр.

— Так и есть, мисс Слайт, так и есть, — сэр Гренвиль посмотрел на картину. — Но эта картина одновременно и наказание.

— Наказание, сэр?

— Я знал одного молодого человека, мисс Слайт, и предложил ему свою дружбу, но он предпочёл стать моим врагом. В отместку я решил изобразить его лицо на этой картине, чтобы все думали, что он был моим другом и позировал для этой картины, — он улыбнулся, насмехаясь над ней. — Вы не понимаете, о чем я говорю, правда?

— Нет, сэр.

— Какая невинность. Все что вам нужно знать, мисс Слайт, что я замечательный друг и очень опасный враг. Что?

Последнее слово было адресовано не Смолевке, а высокому хорошо сложенному молодому человеку, который вошёл в комнату и ждал у стола с кипой бумаг в руках. Он указал на бумаги.

— Деньги Манчестера, сэр Гренвиль.

Сэр Гренвиль повернулся.

— А, заем для преосвященства Манчестера. Я думал, что подписал те бумаги, Джон.

— Нет, сэр Гренвиль.

Сэр Гренвиль прошёл к столу, взял пачку бумаг и начал просматривать их.

— Двенадцать процентов, да? За что люди платят сейчас деньги? Ему срочно?

— Да, сэр Гренвиль.

— Хорошо. Я люблю, когда мои дебиторы спешат, — он взял перо, окунул в чернила и подписал. Затем, не оборачиваясь, сказал Смолевке. — Вам не жарко в этом плаще, мисс Слайт? Мой секретарь возьмет его. Джон? Жестом он показал молодому человеку взять плащ у Смолевки.

— Я оставлю его при себе, сэр. Если можно, — добавила она сбивчиво.

— Да, конечно, можно, мисс Слайт, конечно, — сэр Гренвиль все ещё просматривал бумаги. — Вы можете поступать, как вам нравится, видимо, — он вытащил одну бумагу из стола. — Джон, скажи преосвященству Эссекса, что если мы обложим налогом селитру, у нас не останется пороха для его оружия. Я полагаю, мы должны обращаться с ним как с простым солдатом. Он, кажется, стремится им стать, — он передал бумаги секретарю. — Хорошо. Теперь оставь нас одних. Мисс Слайт и я не желаем, чтобы нас беспокоили.

Секретарь ушёл, и снова она услышала зловещий звук запираемой двери. Сэр Гренвиль Кони проигнорировал его, пропихивая свой огромный живот между углом стола и стеной, и уселся в просторное кожаное кресло. — Итак, вы мисс Доркас Слайт.