Высокая вода - [27]

— Мы можем подняться по Большому Каналу, — сказал первый, — и подбросить вас до Сан-Сильвестро, — с улыбкой предложил он.

— Вы очень добры, — сказал с ответной улыбкой Брунетти, не хуже них зная о существовании сверхурочных. — Я собирался вернуться в управление, — соврал он. — И у меня там внизу есть сапоги.

Это уже было правдой, но даже если бы он их не принес, все равно отказался бы от этого предложения. Он предпочел бы испортить обувь, нежели ехать домой вместе с покойником.

Тут вернулся Вьянелло и доложил, что от охранников ничего нового узнать не удалось. Один из них признал, что они сидели в каморке, смотрели телевизор, когда сверху с визгом прибежала уборщица. И в эту часть музея нельзя было пройти иначе, как по служебной лестнице, заверил Вьянелло.

Они подождали, когда заберут тело, потом еще побыли в коридоре, пока криминалисты запирали кабинет и опечатывали его от несанкционированного доступа. Вчетвером они спустились по лестнице и остановились у открытой двери каморки охранников. Охранник, который и был там, когда Брунетти пришел, услышав, что они идут, оторвался от чтения «Кватро Руоте». Брунетти никогда не понимал, зачем люди, живущие в городе, где нет машин, читают автомобильные журналы. Может, некоторые из его полоненных морем сотоварищей мечтают об автомобилях, как мужчины в тюрьме — о женщинах? В полной тишине, царящей в Венеции по ночам, не тоскуют ли они по шуму дорожного движения и гудкам клаксонов? А может, все гораздо проще — они хотят всего лишь иметь возможность приехать из супермаркета, поставить машину перед домом и разгрузить покупки, вместо того чтобы тащить тяжелые сумки по людным улицам, вверх-вниз по мостам, а потом по множеству лестничных пролетов, которые приходилось одолевать почти всем венецианцам.

Узнав Брунетти, охранник сказал:

— А вы за сапогами, синьор?

— Да.

Тот нырнул под стол, вытащил белый пакет и вручил его Брунетти. Тот поблагодарил.

— Целы и невредимы, — сказал охранник и снова улыбнулся.

Директора музея только что забили до смерти в собственном кабинете, и кто бы ни сделал это, он прошел мимо поста охраны незамеченным. Но, по крайней мере, сапоги Брунетти не пострадали.

Глава 10

Поскольку Брунетти добрался домой уже после двух, он спал дольше обычного и нехотя проснулся только тогда, когда Паола потрясла его за плечо и сказала, что кофе стоит рядом с ним. Он попытался побыть в полудреме еще несколько минут, но потом учуял кофе, сдался и вернулся к жизни. Паола, принеся кофе, смылась, — мудрое решение, к которому ее приучали годами.

Когда он покончил с кофе, то откинул одеяла и пошел выглянуть в окно. Дождь. Он вспомнил, что сегодня почти полнолуние, и это означало, что вода во время прилива будет еще выше. Он направился по коридору в ванную и долго стоял под душем, пытаясь набрать побольше тепла, чтобы хватило на весь день. Вернувшись в спальню, он начал одеваться и, пока завязывал галстук, решил, что стоит надеть свитер под пиджак, потому что из-за запланированных визитов к Бретт и к Леле он вынужден будет пройти город из конца в конец. Он открыл второй ящик в armadio[23] и хотел достать свой серый шерстяной свитер. Не найдя его, он полез в другой ящик, потом в верхний. Проверил еще два ящика, как при обыске, а потом вспомнил, что на прошлой неделе сын брал у него этот свитер. Это значило, по убеждению Брунетти, что он найдется в виде мятого кома на дне платяного шкафа сына или в плотной куче глубоко в ящике. В последнее время он стал лучше успевать в школе, но, к сожалению, аккуратнее не сделался.

Брунетти прошел через холл и вошел в комнату сына, поскольку дверь была открыта. Раффи уже ушел в школу, но Брунетти надеялся, что он не надел свитер. Чем больше он об этом думал, тем больше ему самому хотелось надеть именно этот свитер, и тем больше он раздражался, чувствуя, что это желание невыполнимо.

Он открыл шкаф. Куртки, рубашки, лыжная парка, на полу перепутанные башмаки, теннисные туфли и пара летних сандалий. И никакого свитера. Он не висел ни на стуле, ни на спинке кровати. Брунетти открыл первый ящик и нашел там залежи белья. Во втором были носки, ни одного парного, и, как он заподозрил, далеко не все были чистыми. Третий ящик выглядел более обещающим: там лежали спортивная фуфайка и две футболки с логотипами, которые Брунетти не потрудился прочесть. Ему хотелось найти свой свитер, а не защищать от вырубки тропические леса. Он отодвинул вторую майку, и его рука застыла.

Под футболками, полускрытые, но этак лениво, лежали два шприца, аккуратно упакованные в стерильные пластиковые обертки. Брунетти почувствовал, как у него заколотилось сердце.

— Madre di Dio,[24] — сказал он вслух и быстро оглянулся, испугавшись, что Раффи войдет и застанет отца, обыскивающего его комнату. Он сунул футболки обратно и закрыл ящик.

Внезапно ему вспомнился воскресный день, лет десять назад, когда они с Паолой и детьми поехали на Лидо. Раффи, бегая по пляжу, наступил на осколок бутылки и рассек ступню. И Брунетти, пронизанный болью сына и своей острой любовью к нему, обмотал рану полотенцем, схватил мальчишку на руки и бежал целый километр до больницы, которая была в конце пляжа. Он прождал два часа в плавках, коченея от ужаса и работающего кондиционера, пока не вышел врач и не сказал ему, что мальчик в порядке. Шесть швов и костыли на неделю, но в порядке.