Вырванные Cтраницы из Путевого Журнала - [5]

, ибо я сам чувствую себя сродни громоотводу, не тому, что притягивает рождённые бурей электрические излучения природы, а наоборот.

Человеческого сексуального извращения.

С каждым шагом, казалось, мысли о явном сексе терзали меня и наполняли голову самыми непристойными образами, то есть озабоченными девками, крикерами Нейта, «так помешанных на ху…» Существовали ли такие особы на самом деле? До сих пор я не видел ни одну из них, поэтому более порядочная сторона моего разума надеялась, что россказни бестактного механика были чистой выдумкой. Но… а как же моя-не-совсем-приличная-сторона?

Также всё это время фекальный рисунок на стене сортира оставлял меня беспомощным в попытках понять, что же это значило. Подобные мысли никогда не приходили мне в голову; это были бесполезные мысли, это была пустая трата моих драгоценных способностей и позор для кого-то с такими эрудированными убеждениями, как у меня. Я прошёл, наверно, милю вниз по тропе, пока она не стала непроходимой; после чего я развернулся и понял:

1) что прогулка на природе действительно наконец очистила мой разум от тех навязчивых сексуальных образов, которые так отвлекали меня;

2) по всей видимости, я заблудился. Так как уже несколько минут не мог найти выход к магистрали и гаражу…

Именно теперь моя аналогия с громоотводом попала в точку. Я услышал, или мне показалось, что я услышал звук, похожий на тончайший визг, тенор из которого было непонятно: был ли это визг паники или визг восторга.

Через какие-то считанные секунды, я сунул свою голову в заросли кустарника.

Словно большое мерцающее зеркало на меня смотрело маленькое озеро, Нейт упоминал озеро неподалёку, не так ли? И к нему же отправилась та троица сомнительных типов на рыбалку. Однако, когда мой взгляд остановился на этом скромном водоёме, он не обнаружил никаких признаков тех людей, хотя три удочки действительно были видны, каждая с рукояткой, воткнутой в землю у береговой линии.

Потом до моих ушей снова донёсся визг, а следом?

Ещё один более отчетливый звук.

Шлёп!

Это был сильный, влажный шлепок, похожий на удар ладонью по щеке. За скопищем разросшихся кустов я поднялся на цыпочки, чтобы увидеть, что там происходит…

…и стоял в полном шоке.

Там, в нескольких ярдах от берега озера, я увидел самое дикое действо в своей жизни: три угрюмых мужчины стояли на коленях прямо в грязи вокруг пузатой англичанки, лежавшей на спине. Все четверо были совершенно наги.

Женщина лежала, извиваясь, её колени были болезненно задраны почти до плеч, когда один из тощих деревенщин прелюбодействовал с ней так яростно, что это можно было описать только как дикость. Её грудь и живот вздрагивали при каждом толчке его таза.

— О, я ещё раз спущу в твою сраку, — проворчал мужчина.

Я был потрясён, увидев столь жестокое сношение с женщиной, которая была так близка к истечению срока, но ещё больше меня беспокоили двое других негодяев. Один из них наклонился и укусил левый сосок женщины, после чего она съёжилась и закричала, в то время как другой…

Шлёп!

То был третий деревенщина, который приложил открытой ладонью ей по щеке.

Тогда мне стало ясно, что в своей исследовательской прогулке я наткнулся на явное изнасилование и избиение; и хотя я не создан для имброглио[5]…

Шлёп! Шлёп! Шлёп!

…я знал, что должен был немедленно встать на защиту этой женщины, только с моими скудными кулаками и едва существующими мышцами в качестве оружия. Но когда я сделал именно это, хорошо понимая, что буду избит до полусмерти и, возможно, тоже изнасилован, мне открылась шокирующая правда.

После последней пощёчины, женщина наклонилась, сердито нахмурившись, и ее акцент зазвенел:

— Да что с вами не так, янки? Когда я говорю «укуси меня», я имею в виду кусай что есть силы! — и затем она сердито посмотрела на блудника, который остановился на середине толчка… — И разве ты не можешь трахнуть мою жопу сильнее?

Обнаженная грудь мужчины блестела от пота, а лицо сморщилось в недоумении.

— Ну, чёрт возьми, каждый из нас уже всадил в тебя по две пули! Я и так долблю сильно, как могу!

— Ну, старайся сильнее, любовь моя, — недовольно проворчала она, а затем обратилась к третьему: — если американский мужик не может дать бабе по морде, чтобы она осталась довольна, как вам, слюнтяям, удалось победить нас в двух войнах?

И снова космический смех обрушился на меня.

Жалобы порочной женщины, казалось, возмутили трёх её поклонников. Теперь грубое совокупление возобновилось с такой местью, что я испугался, как бы её эмбриональная вода не была вызвана преждевременно. Так прошло несколько минут, а затем лицо мужчины исказилось в гримасе глубочайшего презрения; он высвободился из женщины, встал и встряхнул рукой пенис, оставляя полосы семенной жидкости на дрожащем животе женщины.

— Да, мужик! — обратился к нему один из его компаньонов. — Освяти эту английскую дырку! — его акцент я до сих пор не мог определить, он произнёс «Освяти» как «Освети».

Когда освящение прекратилось, его вкладчик грубо растёр всё тот же продукты размножения по большому животу женщины, оставив его блестеть на солнечном свете.

— Сука хочет, чтобы её жёстко трахнули, да? Ну,