Вырванные Cтраницы из Путевого Журнала - [3]

Но, что касается мотеля, несомненно, дискредитированный вшивый номер был более лучшей перспективой, которую я немедленно отклонил, узнав о вероятных 1 ½ доллара за ночь (диковинная цена для этих экономических времён и этого места!), в то время как упрямая троица головорезов, как и своенравная мать-англичанка, тоже отказались, все они были явно бедные люди, если даже не беднее меня. Лучше всего быть осторожным в отношении комфорта существования и держать некоторые денежные средства на подобный случай. Остальные отправились сразу же забирать сумки и багаж из багажного отделения автобуса и начинать свой пеший поход. (Мне, кстати, понравилось название мотеля «Гилман-Хаус». В нём было что-то жутковатое. Я обязательно использую его в своей следующей истории вместе с непривлекательным водителем.)

Простой вопрос, заданный Нейту, подсказал мне, как пройти в уборную (которую он назвал «Дрыстальня»), при входе в туалет мне в лицо ударил тошнотворно-миазмальный запах мочи и экскрементов, столь знакомый мне и распространённый среди множества отдалённых остановок. И всё же, затаив дыхание, почти со слезами на глазах от испаряющегося зловония, я приступил к своим делам в туалете, ужасном до неузнаваемости — наблюдение какой-то странности для своего путевого журнала, который я по-прежнему склонен писать. Здесь у меня действительно появился второй ауспик[4], предчувствие какого-то осязаемого эффекта. Мои большие пальцы начало покалывать с новой силой, когда неизвестное предчувствие усилилось, потому что среди типичных грубых каракулей телефонных номеров, обещающих всевозможные сексуальные утехи, мои глаза остановились на одном граффити, нарисованном, видимо, пальцем и фекалиями: ухмыляющаяся мужская фигура с очевидной эрекцией, а перед ней лежала обнаженная женщина, похожая на палку, с вытянутыми руками и ногами в разные стороны, круги на груди и точки на сосках, пучок закорючек в виде волос, выпученные глаза и высунутый язык. Именно простота гротескности привлекла моё внимание, а вовсе не произведение искусства и ужасающе безумное изображение больного ума. На первый взгляд, две фигурки оставались парадоксальными, но по мере, того как я их рассматривал, я заметил ещё детали…

Мужчина явно вставлял свою эрекцию в макушку распростёртой женщины…

Что это за безумие так бесцеремонно осквернять стену комнаты, и что за извращенец нарисовал это? Предположение было столь же удручающим, сколь и заманчивым. В самом деле, кто бы мог подумать о такой порочной вещи?

Тьма, казалось, опустилась на мою душу.

Казалось, мир меняется в весьма мрачную сторону. По сути, пустяковое дело, просто грубые каракули сумасшедшей руки, и всё же по причинам, с которыми я не мог не считаться, я почувствовал, будто предзнаменование проникло в самые мои психические волокна.

Прежде чем выйти из этой ужасной уборной, я нарисовал свою собственную граффити: «Ктулху Фхтагн». И всё же невежественный рисунок поверг меня в отчаяние. Вернувшись в холл, я попытался взять себя в руки, ослабив галстук и сняв пиджак. В этот момент мне сообщили, что трое мужчин отправились на близлежащее озеро со своими удочками, которые они забрали из багажного отделения автобуса; также, по-видимому, беременная британка решила присоединиться к ним, чтобы развеять скуку. Другие пассажиры уже отправились в сторону городка и его гостиницы.

— Джентльмены, — обратился я к Нейту и водителю автобуса, — если вы не против, я, пожалуй, воспользуюсь этими роскошными Вирджинскими окрестностями для прогулки по природе.

Нейт злобно ухмыльнулся моему замечанию и сказал:

— Инагда в озере плавают девки крикеры галышом, они могут…

Э-ээ… по крайней мере, мне показалось, что он сказал слово «Крикер», хотя он произнёс его скорее, как «Клитер», которое, как я предположил, значило что они деревенщины, ещё большие, чем Нейт.

— …если тебе свезёт, и ани тебя не заметят, то ты сможешь вдоволь паглазеть на них, — и он потёр руки о собственную промежность. — Ы-ыы, я не шучу, парень, многие из тех деревенских девок красавицы. У них огромные сиськи, каторые балтаются из староны в сторону, да, сэр!

— Ох, а как жеж киски? — спросил водитель со своим собственным акцентом.

— Чертовски верна, приятель. Их киски? Чёрт! Ну у них бальшие волосатые дырки, каторые так и манють, шоб в них как следует засадили, и их дырки текут, как чёртовы банки с мёдом, перевернутые вверх дном! И иногда можна увидеть, как они трахают друг друга руками, чест слово, — oн подмигнул мне. — Я люблю падсекать за ними, кагда хочецца выдавить из себя сливки.

Этот возмутительный избыток информации и грубости заставил меня вытаращиться, но, что ещё более прискорбно, Нейт продолжил, как в лихорадке вульгарности, всё ещё массируя свою промежность:

— Некаторые девки с холмов так памешаны на хуях, шо, када видят мужика, могут от радости обсрацца!

Я чуть не задохнулся.

Водитель автобуса пискнул:

— Обсраться могут, говоришь? Знаю я таких птичек, у нас на станции было пара таких пташек, им, как алкашам, нужно бухло, только вместо выпивки — пара крепких членов, засунутых в их дырки!