Вырождение. Литература и психиатрия в русской культуре конца XIX века - [58]
Другие выступления на первом съезде отечественных психиатров, включая заключительное слово И. А. Сикорского[587], повторяют и дополняют медико-социальный диагноз российской современности, поставленный Мержеевским с позиций теории вырождения, которая, таким образом, утверждается в качестве действенного инструмента адекватной интерпретации общественных «патологий», – невзирая на тот факт, что диагноз этот зиждется на умозрительной экстраполяции немногочисленных и к тому же ненадежных данных[588]. Московский съезд 1887 года продемонстрировал всю важность теории вырождения для молодой российской психиатрии, причем в двойном отношении. Во-первых, из произнесенных на съезде речей явствует, что большинство русских психиатров считают дегенеративную наследственность главной причиной возникновения и распространения душевных и нервных болезней. В этом пункте они следуют за психиатрией европейской, в которой теория вырождения была тогда на пике влияния. До появления новой классификации психических болезней, предложенной Эмилем Крепелином на исходе 1890‐х годов и на время покончившей с биологической психиатрией[589], такие ведущие немецкие психиатры, как Генрих Шюле и Рихард фон Крафт-Эбинг[590], были теоретиками вырождения и придерживались традиции Мореля – Маньяна[591]. О раннем восприятии теории вырождения в России свидетельствуют и многочисленные научные работы 1880‐х годов, в частности первый русский учебник психиатрии (1880), в котором прогрессирующая, изменчивая, охватывающая несколько поколений модель дегенерации выступает центральным моментом этиологии психических болезней[592]. В год первого съезда отечественных психиатров ежемесячник «Русская мысль» публикует пространную научно-популярную статью В. В. Лесевича, в которой автор знакомит широкие круги образованных читателей с теорией вырождения, поясняя ее важнейшее значение для современной психиатрии при помощи многочисленных отсылок к европейской и отечественной специальной литературе[593].
Во-вторых, очевидно, что русские психиатры с самого начала рассматривают вырождение и социальные девиации в тесной взаимосвязи. Сквозь призму теории вырождения разные приметы социального неблагополучия предстают патологиями, вызванными роковым стечением социальных факторов: прежде всего «губительных» процессов модернизации, а также унаследованных и передаваемых по наследству психофизических аномалий[594].
В такой двойной адаптации теории вырождения нет ничего удивительного, если принять во внимание, что российские психиатры того времени поддерживали тесный научный контакт с ведущими французскими и немецкими коллегами и публиковали свои труды в заграничных печатных органах[595]. Действуя в рамках международного scientific community, они разделяли с иностранными коллегами общие теоретические и методологические основы, важнейшей составляющей которых в 1880–1890‐х годах была концепция вырождения. Гораздо удивительнее тот факт, что до недавнего времени не появлялось научно-, культурно– и социально-исторических исследований той ведущей роли, которую теория эта сыграла на начальном этапе становления российской психиатрии[596]. В контексте концептуализации особых путей («Sonderwege») российской и советской культуры применительно к биомедицинским теориям и практикам исследователи обходили вниманием распространенность теории вырождения в российской психиатрии. Виной тому теоретические предпосылки разного толка: с одной стороны, преобладание «социального конструктивизма» в советской истории медицины; с другой стороны, неприятие западноевропейской русистикой фуколдианских моделей.
Советская история медицины с самого начала отрицала почти любое влияние теории вырождения на российскую психиатрию. В этом отношении ярким примером служит советский фундаментальный труд Т. И. Юдина (1951) по истории российской психиатрии. Автор решительно опровергает распространенность «мистической» и «антиматериалистической» теории вырождения в царской России
В одном из своих эссе Н. К. Михайловский касается некоторых особенностей прозы М. Е. Салтыкова-Щедрина. Основным отличием стиля Щедрина от манеры Ф. М. Достоевского является, по мнению критика, фабульная редукция и «дедраматизация».В произведениях Достоевского самоубийства, убийства и другие преступления, занимающие центральное место в нарративе, подробно описываются и снабжаются «целым арсеналом кричащих эффектов», а у Щедрина те же самые события теряют присущий им драматизм.В более поздних исследованиях, посвященных творчеству Щедрина, также часто подчеркивается характерная для его произведений фабульная редукция.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.