Выбор оружия - [28]

Шрифт
Интервал

Фрир поднял Тину за плечи и сказал:

— Нам нужно перейти реку. Обхвати меня правой рукой и не отпускай, что бы ни случилось.

Мальчик поморщился от боли, когда Фрир вскинул его на спину. Тек шагнул в воду и протянул руку, чтобы Фрир мог держаться.

Он шлепал сначала по мелкому месту, ощущая, как убыстряется течение по мере того, как вода поднимается к коленям; одной рукой он придерживал Тину сзади, а подбородком прижимал руку мальчика, обвившую его шею, Круглые скользкие камни вывертывались из-под ног, когда он, осторожно переступая, нащупывал дорогу; вот, наконец, самое глубокое место, вода здесь по грудь, и только с помощью Тека ему удается устоять на ногах.

И вдруг Тину совершенно отчетливо произнес ему прямо в ухо:

— Тебе не дотащить меня до Парам Белора. Отпусти меня, Мэтт.

И рука скользнула с его шеи.

— Тину!

Он хотел удержать мальчика за талию, но потерял равновесие, поскользнулся и ушел под воду. Ноги разъехались в судорожных попытках найти дно; спасибо, Тек повернулся и, встав против течения, помог ему выпрямиться.

— Тину! — Рука мальчика снова обвила его шею. — Ты утопишь нас обоих.

Они выбрались на берег, и Фрир все никак не мог откашляться, наглотавшись речной воды.

Анг, мокрый, дрожащий от холода, не проронив ни слова, углубился в заросли и повел их вверх по узкой тропке.

5

— Ну, как он? — спросил Фрир. Тек снял руку со лба Тину.

— Весь горит.

Тяжко, надсадно работают легкие, каждый выдох с трудом вырывается из груди мальчика, сменяясь прерывистым свистящим вдохом.

Они тщательно вытерли его и согрели, долго растирая сухой травой; соорудили над ним нечто вроде навеса, чтобы уберечь от дождя, который расходился все сильней и сильней. Анг молча наблюдал за ними, но Фрир знал, что у него на уме. Он должен был это знать, чтобы быть готовым к отпору, когда Анг выскажется в открытую.

Он должен установить предел того, на что готов пойти во имя своих принципов, которые, кажется, все больше и больше отдаляются от действительной жизни.

Ночь была душной, давили тучи, громоздившиеся над обрывом, обычные шумы рано сгустившихся сумерек — крики хищников, вышедших на охоту, хлопанье крыльев, назойливое жужжание мошек — звучали приглушенно, точно из-под складок черного бархата.

— Отдохни немного, — сказал Фрир. — А я посторожу, не идет ли Кирин.

Он сел под дерево и устало привалился спиной к стволу. Тину, должно быть, ранила та единственная пулеметная очередь. Мог ли он предостеречь мальчика, когда увидел поток взлетающих пуль? Нет, не мог — не успел бы. Оглядываясь назад, он различал теперь отдельные эпизоды схватки на горной дороге; но тогда все терялось в сумятице, в тумане цепной реакции, слишком стремительной, чтобы ею можно было управлять. Такой взрыв можно подготовить и произвести, но дальше он развивается по своим законам до тех пор, пока все снова не придет в равновесие.

А два выстрела из пистолета самого Фрира, вспышка жестокости на которую его толкнули после конца атаки? Если уж это было необходимо, то пусть бы сам Анг и стрелял. У Анга не было бы тяжелого осадка. Кажется, Кирин сказал как-то, что пушки всегда гремят громче, чем хотелось бы.

— Кстати, где же Кирин?

Он опять вернулся к мысли о засаде и спрашивал себя: если не раненый — что, безусловно, осложнит дальнейший ход операции, — можно ли считать, что все прошло удачно? Хотя пока задача не выполнена, судить невозможно. Но даже и тогда результат будет зависеть от общего хода событий. Еще не было случая, когда он мог остановиться и сказать себе: молодец, хорошо! Кроме того, ему больше не казалось, что отдельные акты насилия вроде сегодняшней атаки что-нибудь прибавляют в том смысле, в котором говорила о борьбе Анна. Или хотя бы в том смысле, как понимает борьбу Анг, да и как он сам понимал ее раньше, когда возвращался сюда.

Его размышления прервал пронзительный крик, донесшийся откуда-то снизу.

Тек, видно, все-таки не спал.

— Летучая мышь, вот чертовка, — фыркнул он, — и такая, что даже толком не знает, как кричит летучая мышь.

Он сунул пальцы в рот и подал ответный сигнал. Немного погодя крик повторился ближе, но значительно левей.

— Эта бесноватая мышь летает кругами.

Еще один сигнал — и Кирин уже стоял рядом.

— Ну что? — спросил Фрир.

Они скатились по тропинке и — прямо в деревню. Человек десять, минут через тридцать после нашего ухода. Я слышал, как обыскивали хижины, людей выгнали на улицу, а внутри все переворачивали и ломали. Кое-кого допрашивали. Но переводчика у них не было, и они просто кричали все громче и громче,

— А потом?

— Немного пошарили вокруг. Но, видно, проводников им не удалось достать, потому они так и не нашли место, где мы свернули с тропинки в лес. Потом они все вернулись на шоссе.

— Отлично, — сказал незаметно подошедший в темноте Анг. — Значит, с утра начнут организованную погоню.

— Еще бы, — заметил Тек, — мы оставили за собой такой след, что его разглядит и кривой новобранец. Конечно, дождь кое-что смоет, но они мигом доберутся сюда.

— Знаю, — сказал Фрир. — И потому уйду с Тину до рассвета, а вы трое дождетесь, пока они перейдут реку.

Он старался говорить не слишком вызывающе и весь подобрался, уверенный, что Анг будет возражать. Он был готов к отпору, однако Анг молчал.


Рекомендуем почитать
Жаркий август сорок четвертого

Книга посвящена 70-летию одной из самых успешных операций Великой Отечественной войны — Ясско-Кишиневской. Владимир Перстнев, автор книги «Жаркий август сорок четвертого»: «Первый блок — это непосредственно события Ясско-Кишиневской операции. О подвиге воинов, которые проявили себя при освобождении города Бендеры и при захвате Варницкого и Кицканского плацдармов. Вторая часть — очерки, она более литературная, но на документальной основе».


Десять процентов надежды

Сильный шторм выбросил на один из островков, затерянных в просторах Тихого океана, маленький подбитый врагом катер. Суровые испытания выпали на долю советских воинов. О том, как им удалось их вынести, о героизме и мужестве моряков рассказывается в повести «Десять процентов надежды». В «Памирской легенде» говорится о полной опасностей и неожиданностей пограничной службе в те далекие годы, когда солдатам молодой Советской республики приходилось бороться о басмаческими бандами.


Одержимые войной. Доля

Роман «Одержимые войной» – результат многолетних наблюдений и размышлений о судьбах тех, в чью биографию ворвалась война в Афганистане. Автор и сам служил в ДРА с 1983 по 1985 год. Основу романа составляют достоверные сюжеты, реально происходившие с автором и его знакомыми. Разные сюжетные линии объединены в детективно-приключенческую историю, центральным действующим лицом которой стал зловещий манипулятор человеческим сознанием профессор Беллерман, ведущий глубоко засекреченные эксперименты над людьми, целью которых является окончательное порабощение и расчеловечивание человека.


Прыжок во тьму

Один из ветеранов Коммунистической партии Чехословакии — Р. Ветишка был активным участником антифашистского движения Сопротивления в годы войны. В своей книге автор вспоминает о том, как в 1943 г. он из Москвы добирался на родину, о подпольной работе, о своем аресте, о встречах с несгибаемыми коммунистами, которые в страшные годы фашистской оккупации верили в победу и боролись за нее. Перевод с чешского осуществлен с сокращением по книге: R. Větička, Skok do tmy, Praha, 1966.


Я прятала Анну Франк. История женщины, которая пыталась спасти семью Франк от нацистов

В этой книге – взгляд со стороны на события, которые Анна Франк описала в своем знаменитом дневнике, тронувшем сердца миллионов читателей. Более двух лет Мип Гиз с мужем помогали скрываться семье Франк от нацистов. Как тысячи невоспетых героев Холокоста, они рисковали своими жизнями, чтобы каждый день обеспечивать жертв едой, новостями и эмоциональной поддержкой. Именно Мип Гиз нашла и сохранила рыжую тетрадку Анны и передала ее отцу, Отто Франку, после войны. Она вспоминает свою жизнь с простодушной честностью и страшной ясностью.


Сорок дней, сорок ночей

Повесть «Сорок дней, сорок ночей» обращена к драматическому эпизоду Великой Отечественной войны — к событиям на Эльтигене в ноябре и декабре 1943 года. Автор повести, врач по профессии, был участником эльтигенского десанта. Писателю удалось создать правдивые, запоминающиеся образы защитников Родины. Книга учит мужеству, прославляет патриотизм советских воинов, показывает героический и гуманный труд наших военных медиков.