Вязь - [39]

— Я сам ее провожу, — проговорил джинн спустя минуту, когда донеслось нервное бормотание замка.

Шах сдержанно извинялся, оправдывался сложностями, навалившимися на них с Вероной в последние дни. Оксана отмахнулась от потока слов, бросила что-то колкое в сторону хозяйки вечера и упорхнула за дверь. А вместе с ней рассеялась и гнетущая атмосфера, которую ведьма ощущала спиной.

— Я думаю, тебе все же стоит перестать с ней видеться, — отрешенно произнес джинн, вернувшись на кухню. Одна недолгая встреча сделала его уставшим, и в глаза Вероне он уже не смотрел так твердо и нагло, как раньше. Напротив, в лице Шахрура виделось что-то, что напоминало ушедшего хозяина тела — Исмаила. Загнанность. Скорбь.

— Почему? — Верона собралась, накопила в себе все отложенные вопросы. Сейчас перед ней Шахрур был более нагим, чем когда-либо. — Она опасна?

— Она во власти тьмы. У нее сильные покровители… Я пытался тебе сказать, еще когда ты поранила палец. Когда мы были втроем… Она желает тебе зла, Верона.

— Какой тьмы? Зачем Оксана тьме? — Верона непонимающе мотнула головой. Она не могла проверить по себе: уже не чувствовала жжения на запястье, потому что рядом с Шахруром защитные вязи всегда рвали плоть, кричали об опасности.

— Я не знаю, — джинн нахмурился и мотнул головой. — Говорю то, что вижу. Она вся насквозь грязная. В ней ненависть и пороки… Жадность. Похоть. Ты разве не чувствуешь? Ты ведь должна видеть, как она изменилась — даже по-человечески. Ты знала ее все эти годы… Я застал лишь один раз ее с ребенком на руках — и в ней не осталось ни капли той, прошлой, простоты и наивности. В ней нет любви и смирения. И она вовсе не жертва Шайтана.

Верона согласно покачала головой, тревожно стиснув в руках платье. Действительно, Оксана словно не была собой. Но и ведьма, если подумать, возможно, никогда не знала ее настолько глубоко, чтобы судить о личности.

— Я до сих пор не могу поверить, что видела настоящего Дьявола, а тут еще с Оксаной какая-то беда… Это же ей помочь надо.

Верона на несколько минут ушла в себя, переваривая полученную информацию. Джинн врать не мог под действием отвара правды. Точно говорил, что видел, — а подруга… Разве она не сказала бы ровно то, что думала? Верона видела обиду и уязвленность обычной женщины, когда внимание интересующего ее мужчины перенеслось к сопернице.

— Кстати, — ведьма обратила взгляд на джинна. — Шахрур, ты нарочно проник в мою комнату?

— Что? — тот удивленно посмотрел на Верону и вскинул руки. — Я ведь уже сказал тебе — нет! Не могу я к тебе зайти, Верона… Ни ногой, ни духом. Ничего я не делал нарочно и не сделал бы, даже если бы хотел… Почему ты спрашиваешь опять?

— А хотел? — Верона удивилась. Не тому, что говорил джинн, а резко обжегшему ее интересу. Рядом с ним меркли и напряжение от бесконечных загадок, ворвавшихся в жизнь ведьмы, и страх перед отродьем тьмы.

— Хотел.

— Зачем?

Шахрур глядел исподлобья. В его глазах осело мрачное понимание — может, он наконец догадался, что не способен даже уйти от ответа; губы джинна шевельнулись раз бесшумно, он напряг лоб, но все же заговорил:

— Сперва — потому что меня раздражала защита. Я хотел избавиться от тебя. Хотел власти. Хоть немного. Узнать, что у тебя там. Потом — просто потому что ты сбегала от меня туда в моменты, когда я пытался с тобой поладить. Понравиться тебе. Мне было… одиноко, как в той чертовой бутылке, когда ты уходила — единственный человек, с которым я могу общаться свободно. И я не выломал эту чертову дверь от досады лишь потому, что не смог с самого начала, когда хотел тебя убить.

Верона невесело усмехнулась, а после едва зардевшийся огонек эмоции был затушен бездонным морем вины.

— Извини меня. Я не умею общаться с людьми… Умею помогать, но не общаться. После того, как умерла бабушка, кого-то близкого у меня и не было. Я тебя боялась, когда ты был добр ко мне даже больше, чем…

— А еще просто я хотел тебя, — резко перебил Шахрур, словно пропустив мимо ушей покаяние. Черные глаза джинна воинственно, отчаянно блестели. Но это было не признание. Лишь правда, несущая за собой море немых вопросов. — Хочу. И я никуда не могу деться от этого желания. Оно затихает, когда я здесь, в стенах твоего дома, и мучает меня, когда я ухожу. Особенно с тех пор, как я случайно подсмотрел… Я думал, это просто голод живого тела, и поначалу приставал к тебе просто потому, что ты была ближе. Но потом все началось… Я не мог избавиться от мыслей и снов о тебе ни днем, ни ночью. И мы оба знаем, что ты тоже.

— Какой ты наглец, — зашипела ведьма почти пристыженно. — Но ты же уходил на гулянки. Разве они не утолили твоего голода?

— Ничего не было, — усмехнулся Шахрур. — Ты ведь спрашивала уже тоже, помнишь? Я попытался один раз — и ничего не вышло. Меня тянет к тебе, как пьяницу к бутылке, а все остальное — блекло и противно… Это словно одержимость.

Верона закусила губы и заломала пальцы. Нет, все действительно было похоже на правду: джинн отвечал без промедления, глаз не отводил и, казалось, даже не дышал. Ведьма вспомнила, что и сама к слепому альтруизму была загнана плетями похоти. Шахрур не выходил из мыслей, но быть уязвимой Верона не могла себе позволить.