ВВГ как зеркало заката Советской фантастики - [4]
Но, так или иначе — мысль о постепенном нарастании числа паранормов — экстрасенсов — интрасенсов — ведунов… вернулась к нам в «Ведиче». Конечно трансформированная на славяно-языческий манер, конечно политая изрядной долей национализма, точнее, того коктейля из мистики, патриотизма, бунтарства, и собственно, достаточно умеренного национализма, которой ВВГ определяет в целом — как «национализм».
___________
Вообще меня давно занимал вопрос — как писатель-фантаст начинавший, и, судя по всему искренне — с мира объединённой земной цивилизации… уйти в «национализм». Хотя, надо сказать — славянская специфика, наличествует и в мире «раннего УАСС». Там она (культурно-славянская специфика) сохранена в рамках объединенного мира. Объединенного, разумеется, совершенно на других принципах, нежели Американская «глобализация-колонизация». Пожалуй, это можно выделить в ПЕРВЫЙ, советский, период творчества ВВГ.
В разгул ЦРУ-шной свободы, Василий Васильевич, слава богу, избежал увлечённости антипатриотизмом, «американофилией»… и т. п. Зато в начале — середине 90-х, в книгах уважаемого фантаста отчётливо проглядывает увлечённость так называемой эзотерикой. Эх… Кто не увлекался экстрасенсами, рериховскими клубами, книжками Успенского в то времечко… И как это кому-то не покажется парадоксальным — чуть ли ни основную аудиторию «эзотерики начала 90-х» составили те, кто были любителями фантастики в 80-е. Доказать, и объяснить это явление довольно просто, хотя это и тема для отдельной статьи. Можно кроме раннего ВВГ («Особый контроль», «Спящий джинн») взять, скажем «Лунную радугу» Сергея Павлова, или «Сонату моря» Ольги Ларионовой — где откровенно просматривается тема экстрасенсорики. Разумеется — в 90-е когда книжку по всякому чародейству, и чародейства философии стало можно купить в переходе метро — почтеннейшая публика дорвалась! Простите за разговорное словечко. Правда у этого явления на мой скромный взгляд есть и ещё одна, более глубокая и весомая причина. Дело-то в том, что научная фантастика, модная почти на протяжении всего XX-го века, и прежде всего научно-литературный футуризм, и футур-Утопия, давали людям возможность почувствовать себя гостями Светлого будущего… «Походить» среди сильных смелых интересных людей давно забывших о жажде наживы, слетать в космос, к иным звёздам, галактикам, или даже в иные измерения, увидеть чудесное и непонятное… Правда была в этом одна маленькая, и «слегка» грустная подробность — дожить до тех славных времён было скажем — так, ну… не 100 %-но вероятно. Мистика & экстрасенсорика 90-х — обещала очень многие чудеса и иные миры, которые были… рядом! Собла-азн! Божественный и дьявольский соблазн.
А ведь книги ВВГ 90-х — 2000-х, породившие своего рода жанр эзотерической фантастики, не являвшейся строго жанрово — фэнтези, реализовали соблазн оный, в полной мере!
Да и в «Ведиче» это можно встретить сплошь и рядом! Скажем «Легкоступ» — ведовская-интрасенсорная телепортация. Действительно, когда ещё как автор, так его поклонники — смогут посетить кабину суперструнного метро? Или скажем:
Цитата (Изд. «Эксмо» 2007, «Ведич», стр. 46):
— Нет, они на старом месте, — сморщил нос Сергий.
— Смотрят туда, где нас нет. Я там оставил шэньши.
— Что? — не понял Тарасов.
— Это как живое что-то шевелится.
— Видеодвойник?
— Не двойник, но отличить от человека издали трудно.
— Кто тебя этому научил?
— Дедушка Пахом, пестователь.
Далее в повествовании данное уменье называется «наветью»…
Конечно, можно вспомнить КОТ — «Конструктор теней» из мира УАСС. Что ж… согласен, хотелось бы, что бы некий дедушка Пахом мог научить этому сейчас, и безо всяких аппаратов — приборов…
Ну, а вот это:
Цитата (Изд. «Эксмо» 2007, «Ведич», стр. 164):
Чёрный прямоугольник, меняющий плотность от кисейной дымки до непрозрачного металлического листа, крутанулся над старым пнём и вдруг в упор «посмотрел» на Тихомирова.
Владлен едва не выронил прут.
— Чур меня!
Василий Иванович в это время приблизился к необычному предмету, повисшему над пнём на высоте трёх метров, и бросил бечеву с крючком.
Всё произошло почти мгновенно.
Крючок коснулся чёрного прямоугольника. Сверкнул яркий лучистый огонёк, и по бечевке скользнула к рукам Василия Ивановича прозрачно-фиолетовая молния.
Чем не эпизод из жизни далёких планет мира «Чёрного человека», «Реликта»… Только в нашем времени, практически у нас на заднем дворе… Что ж… лично я не отрицаю паранормального, правда, конечно — смотрю на того рода явления более материалистично!
Но хочется верить… (С улыбкой)
______________
Но вернёмся к вопросу построения «Светлого будущего» по Головачёву!
Одним из компонентов в книге, как и во всех книгах «Катарсиса» является, скажем так, идеализация «Славянской пасторали». Данная идеализация характерна для всего ТРЕТЬЕГО ПЕРИОДА творчества ВВГ — «националистического».
Как известно — патриотизм кончается там, где человек тычет пальцем в представителя другой национальности, и говорит «Он хуже! Он хуже от рождения, потому что рождён в другом народе». Вот тут и начинается национализм. Мне кажется, ВВГ не является идейным националистом. Хотя и позволяет себе националистические высказывания БЫТОВОГО толка (будет показано ниже).
Микро-рассказ посвящённый ностальгии по иллюстрациям к Советской фантастике.
«…Итак, желаем нашему поэту не успеха, потому что в успехе мы не сомневаемся, а терпения, потому что классический род очень тяжелый и скучный. Смотря по роду и духу своих стихотворений, г. Эврипидин будет подписываться под ними разными именами, но с удержанием имени «Эврипидина», потому что, несмотря на всё разнообразие его таланта, главный его элемент есть драматический; а собственное его имя останется до времени тайною для нашей публики…».
Рецензия входит в ряд полемических выступлений Белинского в борьбе вокруг литературного наследия Лермонтова. Основным объектом критики являются здесь отзывы о Лермонтове О. И. Сенковского, который в «Библиотеке для чтения» неоднократно пытался принизить значение творчества Лермонтова и дискредитировать суждения о нем «Отечественных записок». Продолжением этой борьбы в статье «Русская литература в 1844 году» явилось высмеивание нового отзыва Сенковского, рецензии его на ч. IV «Стихотворений М. Лермонтова».
«О «Сельском чтении» нечего больше сказать, как только, что его первая книжка выходит уже четвертым изданием и что до сих пор напечатано семнадцать тысяч. Это теперь классическая книга для чтения простолюдинам. Странно только, что по примеру ее вышло много книг в этом роде, и не было ни одной, которая бы не была положительно дурна и нелепа…».
«Вот роман, единодушно препрославленный и превознесенный всеми нашими журналами, как будто бы это было величайшее художественное произведение, вторая «Илиада», второй «Фауст», нечто равное драмам Шекспира и романам Вальтера Скотта и Купера… С жадностию взялись мы за него и через великую силу успели добраться до отрадного слова «конец»…».
«…Всем, и читающим «Репертуар» и не читающим его, известно уже из одной программы этого странного, не литературного издания, что в нем печатаются только водвили, игранные на театрах обеих наших столиц, но ни особо и ни в каком повременном издании не напечатанные. Обязанные читать все, что ни печатается, даже «Репертуар русского театра», издаваемый г. Песоцким, мы развернули его, чтобы увидеть, какой новый водвиль написал г. Коровкин или какую новую драму «сочинил» г. Полевой, – и что же? – представьте себе наше изумление…».
«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».