Вулканы над нами - [52]

Гельмут вскочил с кресла и подошел к окну.

— Идите сюда, я покажу вам это место.

Вон там, видите, где дорога спускается с холма и огибает угол нашего сада? Видите пролом в стене? Только мы принялись за работу, как автобус, битком набитый индейцами, скатился с холма прямо на нас. Вы же знаете, как шоферы-ладино водят машины.

— Все до одного были пьяны, — добавила Лиза.

— Автобус пробил стену и с грохотом съехал по откосу в сад. Мы еле успели отбежать.

Он сломал пять яблонь, потом перевернулся.

— И представьте, — добавила Лиза, — никто даже не крикнул. Ни единого крика.

— Ни единого, — сказал Гельмут. — Автобус лежал на боку. Пассажиры, которые могли двигаться, потихоньку выбирались из окон и уходили прочь. Обратите внимание — они уходили прочь. Ни один не проявил ни малейшей заботы о тех, кто был ранен при катастрофе.

Когда ко мне подошел шофер и попросил закурить, я еле удержался, чтобы не ударить его.

А наши слуги вышли из дома и стояли, хихикая.

— Никогда я не пойму их психологии, — сказала Лиза. — Никогда.

— Я имею в виду, — сказал Гельмут, — что в силу нашего европейского воспитания мы привыкли к определенным моральным нормам; здесь же они попросту не существуют, и пора перестать каждый раз изумляться и приходить в ужас по этому поводу. Вот в чем штука. Подумать только, что предки этих людей создали математику на тысячу лет раньше индусов.

— Они считают, что женщины, умирающие от родов, попадают в рай, — сказала Лиза. — Самоубийцы тоже попадают в рай. Это трогательное поверие, и мне оно нравится. Во всем остальном одна только жестокость.

Тут я вспомнил о малопривлекательном обычае чиламов напиваться под Новый год до состояния священного безумия и таскать по улицам черный ящик, очень похожий на гроб.

Элиот как-то говорил мне, что хочет покончить с этим обрядом.

— Интересно, что станет со знаменитым черным ящиком? — спросил я.

— С их ковчегом завета? — сказал Гельмут. — Один бог знает. Наверно, запрячут куда-нибудь, пока сами не позабудут о его существовании. Ведь к нему вправе прикоснуться только чилам знатного происхождения, а они сейчас все под замком. По правде говоря, я много дал бы, чтобы узнать, что у них в этом ящике.

— А что там может быть?

— Вы скажете, что я фантазер, но там может оказаться свод законов майя. Каково?

Большинство специалистов допускают, что один или два экземпляра могли сохраниться, а ведь место весьма подходящее! Представляете, какая это была бы сенсация. Эпохальное открытие. У меня даже слюнки текут.

— А что говорят индейцы?

— Мне не приходило в голову их спрашивать. Впрочем, одну минуту… — Он подошел к двери, ведшей в кухню, и крикнул: — Симона!

В дверях появилась низкорослая темнолицая индианка. Из-за ее плеча на нас глядел ее муж.

— Подойди ближе! — заорал Гельмут. — Я совсем забыл, что они оба чиламы, — обратился он ко мне. — Как только об этом узнает Элиот, он заберет их немедленно. — Он опять перешел на крик: — Ну, чего вы ждете?

— Милый, — сказала Лиза, — перестань так кричать. Я уверена, они делаются от этого только глупее.

— Ерунда! Только так от них добьешься толку. — Гельмут придал своему кроткому лицу выражение свирепости, а индианка вся сморщи лась, как ребенок, готовый заплакать, и подошла чуть ближе. Ее муж остался на, месте, нервно потирая руки. На лице его было выражение глубокой печали.

Гельмут откашлялся.

— Что у вас в этом ящике? — заорал, он.

Его свирепость была натянутой и отдавала дилетантизмом. Почти все белые за несколько лет отлично усваивают этот тон в разговоре с индейцами, но Гельмут не вышел еще из стадии ученичества. Он выглядел добропорядочным мальчиком, исполняющим в школьном спектакле роль тамбурмажора.

— В каком ящике, сеньорито?

Индианка старалась показать, что она не понимает, о чем идет речь. Ей было, наверное, под сорок, но во всем ее существе проглядывало что-то пугающе-детское. Все индейцы таковы.

Они хотят оставаться детьми, и они остаются детьми. Потом наступает время, когда они хотят умереть, и они ложатся и умирают. Какая-то непостижимая биологическая уловка.

— Черный ящик, который вы носите во время торжественного шествия, — крикнул Гельмут по-испански. Потом обратился ко мне по-английски: — Ради бога, поглядите на них! Они затаили дыхание. Очевидно, считают, что мы отравили воздух. — И снова по-испански: — Дышите, черт вас подери. Ну, выкладывайте, я жду. Что у вас там в ящике?

Индеец придвинулся к жене, он смотрел себе под ноги, руки его беспомощно повисли.

— Наш бог, сеньорито.

Он говорил грустно и виновато, как будто печалясь, что снова должен разочаровать хозяина.

— Что за бог? У вас ведь много богов?

— Золтака.

Женщина словно съежилась, под темной кожей лица разлилась бледность.

— Как же так, Золтаке ведь молятся на вершине горы?

— Мы молимся ему на вершине горы, но он везде — в солнце и в небе. И в ящике тоже.

Когда он с нами, он в ящике. Это его дом, чтобы он всегда мог быть с нами.

Гельмут был несколько удивлен и, как мне показалось, разочарован.

— Хорошо, можете идти, — сказал он.

К нему вернулся его обычный голос. — С теологической точки зрения их объяснение неуязвимо. Заметили вы, как они вдруг перестали дышать? Белые почему-то считают, что индейцы полны почтения к ним. Как бы не так. Знаете, как чиламы называют нас всех? Призраки.