Вулканы над нами - [53]

Сперва меня это смешило. Я хохотал, когда слышал: «Ты подала призракам их кофе?» Или еще: «У женщины-призрака сегодня опять голова болит». Они не знают, что я понимаю по-чиламски. Теперь я больше не смеюсь. Они в самом деле считают нас призраками, и я содрогаюсь, когда думаю об этом.

Я взглянул на часы.

— Кажется, мне пора, — сказал я. — Мой самолет улетает через час.

— Конечно, конечно. А мы-то вас держим.

Не буду затруднять вас с доставкой этого пакета в музей. Когда я просил об этом, я ведь не знал, как обернутся дела. Вам хватит хлопот и без наших поручений.

— Пустяки, — сказал я. — Это легче легкого. У меня будет уйма свободного времени, и мне приятно оказать вам услугу.

— А когда же мы увидимся с вами, мистер Вильямс? — спросила Лиза.

— Боюсь вам сказать. Вы сами видите, я не жажду сюда вернуться. Если сумею уладить все дела на месте, то не приеду совсем. А впрочем… Так или иначе, мы увидимся, не здесь, так в Гватемала-Сити.

Я вышел, сел в элиотовский джип и помчался вниз по дороге. Гельмут и Лиза стояли наверху и махали мне, пока я не миновал пролом в ограде и их дом не исчез за поворотом.

Я не думал, что еще увижусь с ними, потому что намеревался предпринять самые решительные шаги. Такие, после которых мне не к чему будет возвращаться в Гвадалупу.

Не успел мой самолет приземлиться в Гватемала-Сити на аэродроме Аврора, как я почувствовал, что моя уверенность в успехе пошла на убыль, Я попал в другой мир. Даже воздух, который я вдыхал, был иным. Гвадалупа была далеко-далеко, и казалось, что со времени боя под Джулапой прошла вечность.

Столица показалась мне сильно изменившейся. Она была обольстительна и равнодушна, как ангелоподобные женщины, которые совершали по центральным улицам свой предобеденный променад. Кадиллаков и мороженых заведений стало много больше; столица набирала их, как жирок вокруг талии. Жизнь словно шла под вкрадчивые ритмы ресторанной музыки, исполняемой по вечерам дамским струнным квартетом. В витринах красовались только что полученные заграничные товары. Кинотеатры рекламировали последние боевики. Огни светофоров на перекрестках игриво подмигивали «бьюикам» и повозкам, запряженным волами, не делая между ними различия. Дельцы-американцы властным голосом заказывали свои излюбленные напитки в самых фешенебельных барах столицы. Плакат, протянутый через Шестую авеню, привлек мое внимание словом «жертва»; оказалось, что пожертвовал собой владелец магазина, устроивший дешевую распродажу алюминиевой посуды. Трудно было представить, что за последние двадцать лет по этим вылощенным улицам то и дело патрулировали танки.

Последний раз они прошли здесь не так уж давно. Нынешнее правительство, как я узнал позднее, избрало менее скандальный способ устранения политических противников: их убивали без лишнего шума в походившем на мавританский дворец здании Главного полицейского управления.

Когда я явился в Генеральный штаб и сказал, что хочу увидеться с Кранцем, то встретил удивленные взгляды. Оказалось, что для того, чтобы записаться на прием к Кранцу, нужно предварительно изложить свое дело майору Сомосе. Я скромно занял свое место в приемной Сомосы, в толпе других просителей. Мне казалось, что все мы, сидевшие в приемной, были погружены в размышления о том. сколь незначительными личностями мы, в сущности, являемся. Столица объявила мне войну нервов и, кажется, была намерена выиграть ее. Перед лицом этого бесчувственного военно-бюрократического механизма дело, которое было для меня таким важным, с каждой минутой утрачивало свое значение. На стене торчал очередной портрет президента. Фотограф заснял его в новом ракурсе: на меня взирал надменный красавец с волевым подбородком. Я заметил, что на нем была военная фуражка с высокой тульей, какую носили в свое время высшие чины в нацистской Германии. Распахнулись двери кабинета, послышался взрыв хохота, я узнал майора, сидевшего за письменным столом. Это был тот самый офицер, который у меня на глазах устроил бойню в джунглях в последний день нашей революции.

Я поднялся и быстро вышел на улицу. Взяв первое попавшееся такси, я поехал в Центральный парк. Там, усевшись в тени на скамейке, я сперва глазел на шагавших мимо голенастых столичных индейцев, перетаскивавших на спине гардеробы и диваны, потом слушал калеку инвалида войны, игравшего на флейте. Всевозможные мысли проносились у меня в голове.

Случайно я вспомнил, что Кранц однажды говорил мне, что из всех отелей предпочитает «Сан-Карлос» и переберется туда, как только для него освободят подходящий номер. Я пошел в «Сан-Карлос». Кранц был там.

Он жил в роскошном апартаменте с шелковыми покрывалами на постели и недурными гравюрами по стенам. В воздухе парили флюиды, безошибочно указывавшие на присутствие женщины. С того времени, как мы расстались, Кранц прибавил не менее пятнадцати фунтов; здоровый цвет его лица свидетельствовал, впрочем, что он соблюдает разумную диету. Он поднялся ко мне навстречу, широко распахнув объятия, но по выражению его глаз я понял, что он не вполне уверен, кто я такой.

— Mais qu’est-ce que tu fais igi?