Второй Шанс - [113]

— Сюда доступа посторонние не имеют. Так что я никак не смог бы их провести.

— А в зал?!

— Билеты разобрали слишком быстро.

Услышав ответ адвоката, я чуть не упал. Вот такого я даже от Второго канала не ожидал. Интересно, сколько же они денег брали за входной билет? Я автоматически передвигал ноги и думал о том, как же так получилось, что моим родным даже не дали со мной попрощаться. Могли бы мне, как главной звезде предстоящего выступления, зарезервировать пару билетов. Подумав так, я снова с трудом подавил нервный смешок. Самый страшный вопрос я все никак не решался задать, но косвенный ответ на него я получил. Адвокат сказал:

— Сейчас ты зайдешь в комнату, а я подожду тебя снаружи. Там ничего плохого тебе не сделают. Через пять минут тебя оттуда выведут обратно.

В комнате мне действительно ничего плохого не сделали, если не считать того, что усадили в кресло и выбрили волосы на макушке. Это означало одно — электрический стул. Наверное, смертельная инъекция или расстрел показались боссам Второго канала не слишком зрелищными. Во рту пересохло, в висках стучало и все тело было как ватное. В эту секунду я искренне молился, чтобы сердце мое действительно не выдержало и избавило меня от публичной казни, а телевизионщиков лишило бы такой сказочной для них трансляции. Увы, у меня было крепкое сердце. С двух сторон от кресла стояли тюремщики и следили за тем, чтобы я себя хорошо вел. На самом деле, я был благодарен за то, что меня усадили в кресло, потому как ноги стали подкашиваться — где уж тут кидаться на людей. Разумеется, здесь меня тоже сопровождал оператор с неизменной видеокамерой. Я старался не обращать на него внимания и не давать эмоциям отражаться на лице. Но вот получалось ли? Не знаю…

В голове царил полнейший хаос. Мелькали обрывки самых разных воспоминаний, вперемешку с мыслями о тех людях, которых я здесь оставлял. Я думал о родителях, Стасе, Антоне, Сверчке, Сереге. Интересно, как изменится их жизнь после того, как меня казнят. Для кого-то это будет большой потерей, а для кого-то другого даже не станет поводом лишний раз подумать обо мне. И еще мне очень хотелось, чтобы все это поскорее закончилось. Однако глупо было тешить себя иллюзиями — трансляция наверняка рассчитана не на пять минут, так что впереди еще достаточно долгое и мучительное ожидание.

Мы вышли из этой комнаты и вместе с адвокатом двинулись по коридору. Теперь я узнавал дорогу — это был тот самый путь, который должен был привести меня в бывшую студию для съемок «Второго шанса». Я не хотел говорить ни с кем, в том числе и с Меренковым, но оставались вопросы, ответы на которые хотелось бы услышать.

— Ярослав Витальевич, Стас тоже будет присутствовать?

— Я не знаю. Вообще-то он должен быть среди приглашенных, но я его там не видел.

— А вы уже побывали в зале? Что там сейчас находится?

Адвокат несколько секунд помолчал, собираясь с мыслями, затем ответил:

— Там мало что поменялось со времени съемок. Ты сейчас сам все увидишь.

— Весь… процесс будет очень долгим?

— Ну,… там стандартная процедура: зачитывание приговора и еще много чего. Короче, все это не так быстро.

Адвокат ответил не очень уверенно. То ли неприятные сюрпризы впереди еще не закончились и он не решается мне об этом сообщать, то ли он и сам досконально не знает, что и как будет происходить. Сразу видно, что подзащитных на эшафот ему еще не приходилось провожать.

Я немного успокоился и прикидывал, сколько же еще идти. По моим представлениям, мы совсем скоро окажемся на месте. Я не боялся боли — как бы там ни было, но двадцать первый век имел свои неоспоримые преимущества. Давным-давно не применялись такие леденящие кровь казни как распятие или посажение на кол. Гибель на электрическом стуле вызывала массу споров еще в те времена, когда его использовали регулярно. Медики утверждали, что боли человек не испытывает, но узнать точный ответ было не у кого.

Гораздо больше меня терзали мысли о том, что нужно, пока еще есть немного времени, подвести итоги своей жизни. А вот здесь результаты получались плачевными — я стал, конечно, крайне популярным человеком, но едва ли этот факт можно было внести мне в актив. Если бы вовремя не провозгласили мораторий на смертную казнь, то обо мне мало кто вспомнил, кроме самых близких людей. Даже сидя в тюрьме в ожидании смерти, я не позволял себе деградировать — читал, тренировался, обзавелся друзьями и нашел стимул для продолжения учебы. Но на все, что мне не нравилось, я просто закрывал глаза. Вспомнился один из разговоров с адвокатом, когда он говорил, что если я получу помилование, то это будет замечательной возможностью попытаться изменить современную культуру.

Увы, у меня, в отличие от победителя шоу, второго шанса уже точно не будет. Я слишком поздно понял, что жизнь может оказаться чересчур коротка. Каким будет наш мир через несколько лет? Захочет ли Стас попытаться его изменить? Он никогда не был так категорично настроен против всей той заразы, которая приводила в отчаяние меня. Однако участие в реалити-шоу, ежедневные нервотрепки, а теперь еще и моя казнь в прямом эфире, может быть, позволят ему по-другому посмотреть на всю индустрию современных развлечений. Кто знает, а вдруг он все-таки попытается донести до людей мысль о том, что нельзя позволять так засорять себе мозги. На это я мог лишь надеяться.