Второй шанс Роберта Уоррена - [46]

Зелёный. Зелень вересковых пустошей, холмов, деревьев, возделанных полей, мха на стенах домов, полуразрушенных каменных изгородях и огромных валунах, тысячелетиями хранящих свои тайны. Зелень травы, растущей вокруг заброшенных церквей и монастырей, на руинах старинных замков и круглых башен. Зелень воды в озёрах и торфяных бочагах. Зелень бескрайних, словно океан, лугов и пастбищ с редкими вкраплениями жёлтых ирисов, розовых армерий, лиловых вербейников и диких орхидей, голубых колокольчиков…

Джим был дома. Он понял это не потому, что узнал родные места, – пока ещё нет, а просто потому, что почувствовал, а как именно – вряд ли смог бы объяснить.

Через окно автобуса (выходит, в его краях тоже были эти большие повозки, едущие без волов и ослов – и как это он раньше их не замечал?) мальчик жадно оглядывал всё вокруг, впитывал, глотал – и, казалось, никак не мог насытиться.

Сидевший рядом мужчина с белой бородой был забыт, как старый ненужный хлам.

Когда за Мам-Кросс над равниной показались могучие и величественные Двенадцать пиков, похожие на спящих великанов, Джим издал такой крик, что немногочисленные попутчики подпрыгнули от неожиданности, а потом, не в силах сидеть спокойно, обернулся к Уоррену. Его глаза возбуждённо сияли, дрожащие пальцы указывали на горы, но язык не мог вымолвить ни слова.

Уоррен улыбнулся и достал из кармана листок с записанными Бет словами.

– Baile, – кивнул он.

– Baile, – повторил Джим, снова уткнувшись в стекло. Дом.

Baile означал máthair и athair, Патрика и Джейн, Дэниэла и Джоанну, Кэти и малыша Тимоти. Его семью. Теперь, когда он дома, хвороба, вне всяких сомнений, пойдёт на убыль: опять отрастут волосы, зубы обретут белизну, а ноги удержат и понесут его – сперва вверх по холмам, потом вниз, к береговым утёсам, снова и снова, и можно будет выбросить костыли Колченогого Сайруса Эббота. И всё наконец встанет на свои места, как если бы он проснулся и обнаружил, что этот кошмар ему только снился, а на самом деле ничего такого нет, никогда не было и не будет.

Уоррен вернул мальчика домой. И что теперь? Вероятно, скоро они узнают правду – по крайней мере, профессор на это надеялся.

Коннемара показалась ему прекрасной и дикой, нетронутой, лишённой каких-либо примет нынешнего 1946 года. Словно бы он попал в прошлое, во времена, когда ещё не было ни автомагистралей, ни грузовиков, ни самолётов, ни электричества. Во времена, когда человек ещё не создал бомб, способных в один миг уничтожить миллионы себе подобных. Во времена, которые, наверное, Джим знал гораздо лучше него самого. На Земле Конна, сына моря, столь же суровой, как её обитатели, каждый был волен делать то, что хотел, и только ветер изо дня в день напоминал: всё переменчиво, ничто не вечно, ничему нельзя доверять, особенно людским сердцам. Это было место вне времени.

Автобус ненадолго остановился в Клифдене – прибрежном городке, над которым парили высокие шпили двух церквей. Пассажиры и водитель наскоро перекусили рыбным супом и свежеиспечённым чёрным хлебом в заведении с видом на главную площадь, где их окружали задубевшие от солнца лица, покрасневшие от ветра глаза и сильные, как тиски, руки тружеников моря, молча попивавших своё пиво или просто глазевших по сторонам.

«А вдруг среди этих людей есть и родственники Джима?» – спросил себя Уоррен.

Возможно, и мальчик задавался тем же вопросом: его глаза изучали лица вокруг с той же ненасытностью, что и недавний пейзаж. Казалось, он хотел их запомнить – или, наоборот, отыскать в глубинах своей памяти.

– По местам! – выкрикнул наконец водитель, взглянув на часы и с трудом сдерживая отрыжку.

Сойдя в Леттерфраке, пропахшей солончаками деревушке на полсотни душ, они первым делом зашли в единственный местный кабачок с гордым названием «Контрабандист» – больше ради информации, чем из желания утолить жажду.

– Как нам добраться до Талли-Кросс? – спросил Уоррен, расплачиваясь.

– А зачем вам в эту дыру? – поинтересовался в ответ трактирщик, оглядывая Джима. В его глазах читалось любопытство пополам с отвращением. – Чёрт! Что это с ним такое приключилось?

– Ничего с ним не приключилось. Он просто ищет свою семью, – отрезал Уоррен.

– Ну, в Талли-Кросс вы её не найдёте. Там вообще нечего искать, – вяло усмехнулся мужчина.

– Как так?

– Деревушка заброшенная, дома стоят пустые, понятно?

Разумеется, Уоррен понял. Честно говоря, слова трактирщика его не слишком удивили: примерно таких слов он и ожидал с того самого дня в лазарете, когда вместе с доктором Джессопом разглядывал одежду Джима, – казалось, это было в другой жизни, а не просто в другом месте.

– И давно? – услышал он словно со стороны собственный голос.

– Что ещё «давно»? – огрызнулся трактирщик.

– Давно деревня заброшена?

– А мне почём знать? Я вам что, учебник истории? Знаю только, что в этой чёртовой деревушке нет ни единой живой души, нравится вам это или нет.

– Оттуда все ушли, когда голод был, – вмешался какой-то парень у стойки. Сидя спиной к Уоррену, он цедил слова так, словно ему до смерти не хотелось делиться информацией.

– Какой ещё голод? – нахмурился Уоррен.