Второй шанс для Кристины. Миру наплевать, выживешь ты или умрешь. Все зависит от тебя - [62]

Так и произошло: ее уход стал для нас огромной утратой, и нам с трудом удавалось сохранять отношения. Я думаю о ней каждый день, и почти всегда ношу что-то из ее вещей – какую-нибудь драгоценность, предмет одежды или пояс. Так я чувствую ее присутствие.

Хотя мама до последнего боролась и не хотела нас покидать, это все равно случилось, и случилось слишком скоро. Ей было всего пятьдесят, и она заслуживала лучшей доли. Я рада, что она успела увидеть, как важна ее любовь для Патрика, и что ей все-таки удалось пробить брешь в моей защите. Я рада, что раскрылась навстречу ее любви, и знаю: перед смертью она чувствовала, как сильно я ее люблю. Мы – Патрик, отец и я – после ее ухода так и не смогли жить, как прежде. Наша жизнь круто изменилась, и боль от ее утраты разбила наши сердца, ввергнув в пучину горя.

Лишь теперь, повзрослев, я понимаю, что значит мать для семьи и что для меня означала мамина любовь. Когда-то она казалась мне слабой, но теперь понимаю, какой сильной она была на самом деле. Только оставшись наедине с собой, она могла поплакать от бессилия перед болезнью и от осознания, что смерть подступает все ближе, и скоро ей придется оставить нас. Но в присутствии семьи и других людей она вела себя так, будто все было как прежде, так, словно жизнь текла в привычном русле. Даже когда она потеряла все волосы и, стоя перед зеркалом в ванной, видела, как от ее женственности ничего не осталось, – даже тогда она не сломалась. Проходя мимо ванной на кухню, я видела, как по ее щеке скатилась лишь одинокая слезинка. Она тут же смахнула ее, надела парик и отправилась на кухню. Мама была невероятной женщиной и каждый день служила мне примером. У нее я научилась, что доброта и мягкость – признаки не слабости, а силы. Она боролась с болезнью четыре года. Когда врачи сказали, что жить ей осталось в лучшем случае год, она сумела продержаться четыре. Видя, как она сражается с раком и отчаянно борется за то, чтобы подольше пожить и побыть со своими детьми, я поняла ее истинную силу. Пройдя вместе с ней через бесконечные сеансы химиотерапии, я увидела, сколько в ней жизненной энергии. Несмотря на изнуряющие и изматывающие процедуры, она все еще говорила о будущем и о своих надеждах.

Нам не дано понять свою силу до тех пор, пока жизнь не подвергнет нас испытаниям. И уж точно, только пройдя вместе с другим человеком его путь, можно узнать, сколько он способен вынести.

Прощаться всегда тяжело, а для нас с мамой это было просто невыносимо. Как сказать человеку, что надеешься снова увидеться, что вы снова встретитесь в другом мире? Есть ли вообще этот другой мир? Как выразить свою любовь на пороге смерти, когда в каждой эмоции словно сквозит прощание? Каждый день этот сгусток невысказанных тяжелых и болезненных эмоций все сильнее разрастался в моей груди. Я была совершенно потеряна, но мы об этом не говорили. Никто в семье не говорил о неизбежном. Мы жили одним днем, чувствовали и скорбели, но не говорили.

Я знала, что роковой час приближается, но не хотела с этим мириться. Я предпочитала делать вид, что время еще есть. Я думала о том, что ты еще сошьешь мне розовое платье для выпускного бала, как мы решили, когда мне было десять. Я хотела вместе поехать в Лондон, как мы мечтали, когда я стала старше. Мне хотелось, чтобы ты все еще была со мной и подсказала, что делать, когда все вокруг погрузилось во мрак, когда парень, который мне нравился, разбил мне сердце, когда в школе приходилось особенно тяжело и я нуждалась в любви.

Как попрощаться с будущим, о котором мы так мечтали и которое вместе планировали? Как попрощаться, не причиняя боли другому человеку? Это все равно, что сказать: «Пока ты жив, но скоро тебя не станет, и нет больше никакой надежды». Как я могла попрощаться, если не хотела лишать тебя этой надежды? Пока ты дышала, мы могли сделать вид, что надежда еще есть.

Я сидела на краешке маминой постели в больнице университета Умео. У нее была отдельная палата. Отец с Патриком вышли, чтобы мы могли немного побыть наедине. В палате было тихо – невысказанные слова, словно грозовая туча, висели над нами, и на душе было тоскливо. Я сидела ссутулившись и отчаянно старалась не смотреть маме в глаза, но чувствовала ее взгляд на своем лице. Тогда я сделала глубокий вдох и посмотрела на нее. Она грустно улыбнулась, и тяжелый комок еще сильнее сдавил мою грудь. Я снова сделала глубокий вдох и натянуто улыбнулась, спросив, не нужно ли ей чего-нибудь, может быть, что-нибудь принести? Мама ответила, что все хорошо.

Хорошо? Ничего тут не было хорошего, но я промолчала. Она спросила, как у меня дела, и я сказала: «Хорошо». Тогда мама спросила, нравится ли мне золотой браслет, который она подарила на мой четырнадцатый день рождения. Я ответила, что очень. Мама пообещала, что когда мне будет восемнадцать, я получу такую же цепочку. Это украшение принадлежало ее матери. Думаю, таким образом мама как бы прощалась со мной и пыталась сказать, что всегда будет рядом. Я сидела рядом, не выпуская ее руки. Помню, как мне хотелось что-нибудь сказать, сказать, что я люблю ее, попрощаться. Чувство паники во мне становилось все сильнее. Папа с Патриком вот-вот должны были вернуться. И я сделала то, что получается у меня хуже всего на свете: спела ей песню. Это была единственная песня, что пришла мне в голову, и я жутко фальшивила. Я старалась сдержать слезы и сделать так, чтобы голос не дрожал.