Второй шанс для Кристины. Миру наплевать, выживешь ты или умрешь. Все зависит от тебя - [60]

Прежде чем завершится этот день, наш проводник хочет познакомить нас со своей семьей. В их «доме» нас встречает его жена. Она моя ровесница, и при этом мать четверых детей. Все они живут с ее родителями. Я пытаюсь следить за разговором, но про себя пересчитываю обитателей этой крошечной хижины – их девять! Здесь же находится еще кучка других детей, и в конце концов я сдаюсь, заключив, что в хижине живет слишком много народу. При этом люди удивительно добры и гостеприимны. На столе немедленно оказывается лучшее, что они могут предложить: попкорн и «Кока-кола». Пролазав целый день по фавеле, потрогав все руками, от растений до грязи, я не испытываю ни малейшего желания запускать руку в чашу с попкорном и отправлять эти бактерии в рот. Но в этот момент в голове у меня звучит укоряющий голосок. Эти невероятные люди делятся со мной тем малым, что у них есть, а я думаю о микробах. С этой мыслью я зачерпываю из миски пригоршню попкорна, благодарю их по-португальски и ем, молясь про себя высшим силам о том, чтобы не подхватить какой-нибудь вирус, или чтобы еда не оказалась испорченной, и надеясь, что за те восемь лет, что я питалась всем, что могла найти, мой желудок выработал иммунитет.

Посиделки получились очень душевные, и хотя старичок в доме уже пьян, несмотря на то что еще только полдень, он кажется счастливым и довольным. Он обнимает меня, и я отвечаю объятием. Однако объятие его слегка затянулось, и мне становится неловко. Я вымученно улыбаюсь и пытаюсь высвободиться – но когда у меня уже почти получается, к нему присоединяется жена, немного спасая ситуацию. Она заговаривает со мной, и вокруг меня мало-помалу собираются все остальные. Всем интересно послушать мою историю. Я слышу, как Ривия принимается рассказывать ее – кажется, в сотый раз. Они задают множество вопросов, и я пытаюсь ответить на все. Просто невероятно, что можно так долго прожить вдали от какого-то места, а вернувшись, чувствовать, какое все вокруг родное и знакомое. Старушка говорит, что гордится мной, и я немного удивлена. Что я сделала такого, чтобы эта женщина, с которой мы знакомы меньше часа, гордилась мной? Ривия переводит ее слова: «Ты бразильянка и не забыла своих корней, и вот ты здесь, приехала нас навестить. Ты не забыла нас, свой народ». Я признаю, что она права. Это тоже часть меня, и я не забыла и никогда не отрекалась от этой части своей жизни. Я просто жила в другом конце света.

В этих людях столько любви и тепла! У них есть так мало, но этим малым они готовы поделиться со мной и делают это с радостью и гордостью. И, несмотря на всю несправедливость и ужасы, я горжусь тем, что корни мои – здесь, в этой душевной стране, среди этих великодушных людей. Поблагодарив хозяев, мы возвращаемся к машине.

Вот так день получился! Подойдя к машине, мы еще некоторое время стоим снаружи и разговариваем. В этот момент к нам подбегает мальчик с самодельным воздушным змеем. Я прошу Ривию спросить у него, можно ли мне попробовать. Вначале он настроен немного скептически, но в конце концов вручает мне веревку, к которой привязан его теперь уже парящий в воздухе змей. Я беру ее и бегу, испытывая невероятное ощущение: снова во мне проснулся ребенок, которому хочется поиграть… О нет, нет! Повсюду электрические провода, и змей запутывается в них. Я возвращаю раздосадованному мальчику веревку, к которой привязан запутавшийся змей, виновато улыбаюсь и протягиваю ему конфету. Мальчик снова счастлив, и кажется, что уже готов самостоятельно вызволить змея. Мне же приходится признать, что за минувшие годы я совершенно разучилась с ним управляться.

Из фавелы я уезжаю измотанная, но счастливая.

Важно не то, где ты живешь, а то, где родился. И ничего страшного, если ты чувствуешь, что у тебя – не один дом.

С мамой в городе ангелов

1990-е

Однажды – мне было тогда двенадцать – мама с папой позвали меня. Они были у себя в спальне, и что-то в папином голосе меня насторожило. Что я опять натворила?

Мама полулежала, полусидела на кровати, на связанном ею же розовом пледе. Отец сидел рядом, на краешке кровати, и держал ее за руку. Они пригласили меня войти и подойти поближе. Вид у мамы был грустный, но в то же время решительный – а мне-то она всегда казалась слабой. Мама была хрупкой женщиной, не то что я. Она всегда была доброй и понимающей. Отец был более решительным, жестким, и я чувствовала себя в основном «папиной дочкой». Он разрешал мне работать, когда нужно, – приходил на помощь и всегда относился ко мне как к сильной личности. Мама же всегда хотела, чтобы я оставалась ребенком, ее девочкой. Но как объяснить, что я не такая, как она, что то мягкое и нежное, что было во мне, все иссохло и от него почти ничего не осталось? Мы с ней были полными антиподами.

– Кристина, иди сюда, посиди с нами, – сказала мама.

Я поняла: что-то не то. Случилось что-то страшное. Внутри меня зародилось и расползлось по всему телу то липкое чувство, что столько раз охватывало меня в Бразилии. «Беги!» – кричало все внутри. – «Беги сейчас же из этой комнаты!» Я слышала, как родители говорили со мной, но не понимала их, провалившись в какой-то странный туман. Потом я услышала, как мама сказала «больна», и туман рассеялся. Она сказала «рак»? Рак печени? Тогда я мало что знала о болезнях, но знала, что рак убивает людей. Мама и папа все говорили, о том, как болезнь можно вылечить. Но я уже знала – чувствовала, – что грядет новая смерть.