Второй шанс для Кристины. Миру наплевать, выживешь ты или умрешь. Все зависит от тебя - [33]

Ночью я совсем не чувствовала усталости от волнения и предвкушения завтрашнего дня. Спала я урывками, поэтому наутро проснулась совершенно измотанная.

Приняв душ, одевшись и послонявшись, как обычно, мы отправились в столовую на завтрак. В этот день мы надели все самое лучшее. Спустившись в столовую, я села рядом с Патрисией, но от волнения кусок в горло не лез, поэтому я просто выпила чашку кофе с молоком и сахаром. Много сахара! После кофе мой животик успокоился, и мне полегчало. Но не знаю, было ли дело в кофе или все же в Патрисии, которая меня успокаивала и держала под столом за руку.

В полдень должны были прийти наши родители и родственники – и мне казалось, что этот момент никогда не наступит. С каждой минутой волнение мое все росло. Я старалась дышать спокойнее и думать о хорошем. Наконец стрелка часов добралась до двенадцати. Все дети, которые должны были выступать, вышли во двор. Остальным, тем, кто хотел посмотреть представление, тоже разрешили выйти. Во дворе собрались многие из тех, у кого не было родственников: всем хотелось посмотреть. Кто-то пришел, потому что думал, что будет весело, а кто-то – наоборот, в надежде, что мы опозоримся на сцене. Была там и Габриэла со своей маленькой шайкой. Она посмотрела на меня и осклабилась. Когда я проходила мимо, она прошипела мне вслед: «Удачи, мерзкая крыса! Хотя, как ни старайся, все равно опозоришься!»

Тут начали входить родственники детей, и я стала искать маму. Сейчас я подбегу к ней, как делала каждое воскресенье, крепко обниму, и она в ответ обнимет меня еще крепче. Но ее не было видно. Все уже вошли, и у ворот никого не осталось. Где же мама? Почему она не пришла? Может быть, я сделала что-то не так? Может быть, она просто немного опаздывает? Да, наверное, так и есть. Мама опаздывает и вот-вот придет. Я сидела под своим кустом с бусинками и ждала, пока наконец не поняла, что она не придет. По какой-то причине она не могла или не захотела. Я смотрела на других детей – таких счастливых. В воздухе звенел смех, все обнимались, а я сидела грустная и смотрела на эти проявления любви.

Теперь я понимала, каково другим детям, к которым никто никогда не приходил.

«Почему же мама не пришла?» – думала я.

– Ах, бедная маленькая Криштиана! Твоя шлюха-мать тебя бросила? – прошипела Габриэла. Я так разозлилась, что едва сдержалась, чтобы не броситься на нее на глазах у всех родственников. Если бы я это сделала, меня ждало бы ужасное наказание, поэтому я просто хмуро зыркнула на нее.

– Знаешь, что? – продолжала она. – Мы знаем, где твоя мамочка. Она, должно быть, блудит где-нибудь на улицах и срать хотела на тебя!

Я встала и уже готова была дать ей в зубы, но потом просто сказала:

– Ты пожалеешь об этих словах! – повернулась и пошла прочь от нее и ее свиты.

– Хочешь, чтоб тебе надрали задницу, а? – крикнула она мне вслед, и все они заржали.

Я была ужасно рассержена, расстроена и разочарована тем, что мама не пришла. Я услышала, как хозяйка приюта обращается к детям и взрослым, собравшимся во дворе. Она стояла на сцене и говорила, что мы приготовили сценку и сейчас ее разыграем. В этот момент мне хотелось лишь одного: убежать и спрятаться! Но я знала, что это невозможно – лишний повод для Габриэлы и ее подпевал издеваться надо мной. Последнее, что я помню из того вечера, – это как я поднималась на сцену.

Я сдержала обещание. Едва увидев Габриелу, я набросилась на нее, чтобы она заплатила за свои слова. Многие дети видели это и тут же собрались вокруг нас. Я была рада, что столько людей станут свидетелями унижения Габриэлы.

– Я убью тебя! Я убью тебя! – орала я, молотя ее кулаками, и впервые в жизни действительно собиралась исполнить эту угрозу.

– Ты злишься, потому что я назвала твою мать шлюхой? А чего? Она ведь и есть шлюха! – поддразнила она меня, и это был конец. Меня уже было не остановить. Я снова набросилась на нее и повалила на холодный, твердый пол. Откуда-то издалека я слышала разгневанные и радостные крики других детей, но я не обращала ни на что внимания. Мы катались по полу, колотя друг друга, и я знала, что что бы ни случилось, победа будет за мной. Я уложила ее на спину, а сама уселась сверху. Она пиналась, пытаясь сбросить меня, но я была слишком тяжелой. Держа обе ее руки, я завела левую под свое правое колено, потом схватила другую руку, а свою воздела высоко в воздух. Я помню страх в ее глазах. Наверное, в моих она увидела неприкрытую ненависть. Я ударила ее кулаком по лицу, из носа ее брызнула кровь, но мне было все равно. Она громко закричала, и я ударила снова, со всей силы. Потом ударила еще раз, пока, наконец, один из работников не схватил меня и не оттащил от Габриэлы. Я пиналась и брыкалась, крича, что убью ее.

– Вот увидишь: когда ты меньше всего будешь готова, я тебя убью! – орала я.

Больше всего, когда я стала немного старше, меня пугала мысль о том, что я не знала, остановилась бы я в тот момент, если бы работница приюта не оттащила меня от Габриэлы. Меня настолько захлестнула ненависть, и в тот момент я была так ослеплена ей, что не думала ни о чем и хотела лишь убить ее. Каждая клеточка моего тела хотела заставить ее страдать, стереть ее с лица земли, чтобы таких, как она, не существовало. В своей жизни я встречала столько плохих, злобных людей, и в тот момент чувствовала себя ужасно одиноко. Сейчас я рада, что сотрудница приюта подоспела вовремя.