Второй шанс для Кристины. Миру наплевать, выживешь ты или умрешь. Все зависит от тебя - [31]

– Как тебя зовут?

– Криштиана Мара Коэльо.

– Ты знаешь, почему ты здесь?

– Потому что у моей мамы нет денег и потому что на улице опасно.

– Сколько тебе лет?

– Семь.

– Сколько ты жила на улице?

– Долго.

– Ты знаешь, что такое приют?

– Это дом для детей, у которых нет мамы или папы.

Она оценивающе посмотрела на меня, как будто что-то прикидывая в голове. Было так странно, что она задает мне вопросы, на которые и так знает ответы. Потом она снова внимательно посмотрела на меня.

– Криштиана, ты хочешь здесь остаться?

Этот вопрос казался мне опасным – и сам по себе, и из-за ее тона. Может быть, я была не самой умной девочкой на свете, но и не полной дурой. Я слишком долго прожила на улице, чтобы не понимать, что вопрос или точка зрения – это не просто слова. Поэтому я знала: ошибиться нельзя.

Если я скажу, что хочу остаться, то, возможно, потеряю свою мать, и мы никогда больше не увидимся.

Но если я скажу, что не хочу жить в приюте, вдруг они снова выбросят меня на улицу, и Патрик останется один? Моя мама расстроится, и к тому же я нарушу данное ей обещание – заботиться о Патрике. Но надо было что-то отвечать. Я решила, что если не отвечу ни «да», ни «нет», это и будет правильный ответ.

– Я хочу остаться с братом, но еще мне очень хочется снова увидеть маму. Без них обоих мне будет грустно. Но вы так добры, мадам, что даете нам защиту от опасностей улицы.

Я затаила дыхание. Правильно ли я ответила? Я старалась говорить как можно вежливее и, отвечая, смотрела ей в глаза, чтобы она знала, что я говорю правду. Какое-то время она пристально меня разглядывала. Потом задала вопрос, к которому я совсем не была готова:

– Как ты думаешь, почему вы с мамой жили на улице?

– Потому что никому до нас нет дела.

– Почему ты думаешь, что до вас никому нет дела?

– Потому что те, у кого есть деньги, ничего нам не дают. Потому что мы не можем найти работу и все нас ненавидят.

– Х-м-м, – протянула она, как будто ожидая, что я продолжу.

– Нас обзывают крысами и бьют. Полицейским все равно, и они тоже нас бьют.

– Это очень больно слышать. Ты очень умная для своего возраста. Тебе пришлось рано повзрослеть, как и многим другим детям.

Она взяла какие-то бумажки и стала что-то записывать. Пока она писала, я сидела молча, гадая про себя, правильно ли ответила на ее вопросы.

– Криштиана, теперь ты будешь жить здесь. На какое-то время это место станет твоим новым домом. Ты будешь спать в комнате с другими девочками твоего возраста. Здесь, в приюте, живут девочки и мальчики разных возрастов, от самых маленьких до пятнадцати-шестнадцати лет. Есть также ряд правил, которым ты должна будешь следовать. Если нарушишь их – снова отправишься на улицу. Ты знаешь, что такое правила, Криштиана?

– Да, знаю.

– Что это такое?

– Правила – это то, что все должны делать. Правила устанавливает начальник, и все должны им следовать.

– Совершенно верно! И я – тот самый человек, который принимает здесь решения. И всех остальных, кто здесь работает, тоже нужно слушаться. Ты будешь делать то, что велено. Ясно?

– Да!

– Никаких шалостей. Есть несколько вещей, которые нужно делать вовремя. Ты будешь ходить в школу и должна будешь хорошо учиться. Ясно?

– Да!

– Вот и хорошо. Если что-то случится – что-то серьезное, – я хочу, чтобы ты мне об этом сказала, поняла?

– Да!

– Хорошо! Тогда иди, осмотри свой новый дом.

Меня одолевали смешанные чувства. Мне хотелось задать сотню вопросов, но я знала, что можно задать только один. И лишь один вопрос был для меня по-настоящему важен – на все остальные я рано или поздно все равно получу ответы. Я задумалась: как лучше всего спросить?

– Простите, мэм. Я бы хотела спросить… Мы с Патриком увидимся снова с нашей мамой?

Она встала из-за стола и подошла ко мне. Мне стало не по себе, и я запрокинула голову, чтобы смотреть ей в глаза.

– Каждое воскресенье кто-то из родителей приходит навестить своих детей. Они могут остаться на несколько часов. Если твоя мама захочет и сможет, то сделает это. Она знает, что может навестить вас. Но я бы не рассчитывала, что она придет, Криштиана, – она странно и задумчиво посмотрела на меня, потом повернулась и направилась к выходу.

Я молча пошла за ней. Вот я набралась храбрости и задала вопрос – и получила на него ответ. Она не думала, что мама к нам придет. Но ведь мама обещала прийти. Я была уверена, что она сдержит обещание. Хотя, может быть, уверена не до конца.

Мне было страшно, но я сделала то, что у меня хорошо получалось: выпрямила спину, отбросила чувства и вошла вслед за хозяйкой в комнату, переполненную детьми. Когда мы вошли, в комнате стало тихо и все посмотрели на меня. Я же уставилась на свои босые ноги. Откуда-то издалека я услышала, как хозяйка сказала, что меня зовут Криштиана, что теперь я буду жить здесь и буду их новым другом. Когда я только попала в приют, все было хорошо. Я жила в предвкушении воскресений и быстро нашла себе подружку. Ее звали Патрисия, и она стала моей лучшей подругой в приюте. Это была самая красивая девочка, которую я когда-либо видела. Думаю, она была на год младше меня, а может быть, и на год старше. Она рассказывала мне, как попала в приют, но я забыла. Патрисия была робкой, сдержанной и спокойной – полная противоположность мне. Кожа у нее была светлая, глаза карие, волосы золотистые, крупными кудрями, коротко стриженные, как мои. У всех детей в приюте были короткие волосы – и у мальчиков, и у девочек, – так было легче справляться с вшами. Она была доброй, и другие дети почти никогда ее не трогали. Она и сама никому не делала зла, и я старалась брать с нее пример. И все же я не могла сойтись с ней слишком близко – я все еще не забыла боль от потери лучшей подруги, и мне не хотелось снова ее испытать. Так или иначе, мы с Патрисией стали почти что лучшими подругами, даже без этой близости. Она тоже любила петь, и мы часто сидели вместе и пели песни Шуши. Нашей любимой была «Илари». Шуша была ведущей шоу на детском канале, которое мы смотрели раз в неделю. Патрисия смеялась, когда я пела. Однажды она сказала, что хотя у меня нет музыкального голоса, я компенсирую его громкостью. После многих песен и смеха я наконец поняла: она имела в виду, что у меня нет слуха. Лишь спустя много лет я смирилась с тем, что не стану новой звездой сцены. Патрисия была одной из немногих людей в моей жизни, к кому я по-настоящему прислушивалась. Она училась в школе и жила в приюте дольше меня, и на нее всегда можно было положиться.