Второй круг - [116]

Расследованием установлено, что на самолете производилась замена воздушного винта на участке трудоемких регламентов. После установки воздушного винта самолет был отбуксирован в оперативный цех для заправки маслом, опробования двигателя в соответствии с технологией после замены воздушного винта… Перечисленные работы выполнялись инженером смены Росановым В. И.

…Бортмеханик Войтин А. П. в нарушение НИАС-ГА-60 предполетный осмотр самолета произвел не в полном объеме, в процессе руления и набора высоты за количеством масла в маслобаке двигателя № 2 не следил, и загорание сигнальной лампочки минимального остатка масла было расценено им как утечка масла в воздухе.

В процессе расследования также установлено, что в нарушение указания начальника… опробование двигателей инженером Росановым В. И. производилось без авиатехника на сиденье второго пилота…»

Росанов захлопнул папку приказов.

«Ну дают! — подумал он. — Где же я возьму лишнего техника сидеть рядом со мной и глазеть в окно? Кто составлял приказ? Неужели никто не разобрался в истинных причинах этой вынужденной? Наверняка техническую сторону приказа выдумал этот жирный лис Термоядерный. Ну да, истинные виновники обвиняют меня. Неужели они ничего не поняли? Не надо было бы Линеву лезть в матчасть. Это не его дело. Ну а если я сейчас поговорю с Чиком и он не осознает, тогда подниму шум».

Он поглядел меру наказания: четыре месяца понижения в должности и уменьшение зарплаты чуть ли не наполовину.

«Этак и с голоду можно загнуться», — подумал он и двинулся к стеклянному павильону, где есть автомат с шипучкой.

«Все кувырком, все, — думал он, — уж очень не везет. Сейчас попью водички, успокоюсь и пойду к Чику».

И тут он увидел перед собой улыбающегося загорелого голубоглазого мужчину с приятной внимательностью к собеседнику, одетого с иголочки во все иностранное, с двумя чемоданами из настоящей кожи.

— Ивлиев? — изумился Росанов. — Женя? Наш благодетель? Наш герой, за которым шли массы? А ведь я тебя совсем недавно видел. Или это видение было?

— Он самый! — обрадовался Ивлиев, обнимая Росанова.

— Испачкаешься.

— Ничего. Грязь рабочего человека — почетная грязь, — сказал Женя и машинально поглядел на свои руки. — Как живешь?

— Так. Ничего. Ты-то как? Закончил институт?

— Естественно. Заочно. Корочки имею.

— Когда тебя попросили вон, для нас наступили прямо-таки черные времена: все работы перехватили «индусы», то есть ребята из индустриального. Где ты сейчас?

— Директором одной маленькой артели… Маленький такой, аккуратненький заводик. Много зелени, много наглядной агитации, делаем полезное дело, да и сами с голоду, как видишь, не помираем.

— Я всегда думал, что ты не пропадешь.

— Да, просто так пропадать неохота.

— А здесь-то что делал? Ну когда я тебя видел?

— Между нами?

— Об чем речь!

— Авиация имеет большое народнохозяйственное значение, — заговорил Женя с самым серьезным видом, — самолеты летают в самые отдаленные точки нашей необъятной. Там, где раньше не ступала нога белого медведя, пролегли авиатрассы. На смену поршневой авиации приходит реактивная…

— Ты это что, лекцию решил мне закатить?

Женя виновато улыбнулся, развел руками и заговорил, понижая тон:

— Я просто отправляю кое-какие грузы кое-куда и получаю кое-какие грузы откуда-то.

— Ну а это не может заинтересовать милицию?

— Я никогда не иду вразрез с законом, — обиделся Женя. — Я ученый.

— А сейчас куда?

— Так. Командировочка.

— Куда, если не секрет?

— Какой там секрет. В Рио-де-Жанейро.

— Врешь!

Женя обиделся и полез в боковой карман за билетом.

— Да ладно. Извини. Верю. Просто нечаянно вырвалось.

В это время к приятелям подошел крупный, спортивного вида мужчина и вопросительно поглядел на Женю.

— На всякий случай подожди, — сказал Женя, — в машине посиди. Вдруг задержка вылета или еще что…

Женя подмигнул Росанову и потрепал его по плечу.

Когда товарищ отошел, он пояснил:

— Шофер. Между прочим, мастер спорта по дзюдо и боксу. Вот бы тебе с кем подраться. А-а? Хочешь? Или завязал со спортом?

— Давно завязал.

— А о нашем заводике вышла книга. Неужели не читал? Там есть и мой портрет.

— Некогда читать.

— А писал ее один хитроумный малый. Он написал, мы поставили свои подписи, а деньги ему на карман.

— Что за малый?

— Басов. Арсений Басов. Слышал?

— Сеня?

— Сеня.

— Арсбасов?

— Он самый! — обрадованно ответил Женя.

— Головастый?

— Как головастик!

Женя хлопнул Росанова по плечу.

— Ты не знаешь, где он живет? — спросил Росанов.

— Понятия не имею. Мне что-то твой вид не нравится. Наверное, идешь — галоши спадают.

— Спадают.

— Я вернусь через месяц. Заходи, потолкуем. Я, может, подыщу тебе работенку повеселее. Не могу видеть страданий ближнего.

Женя вытащил из бумажника глянцевитую визитную карточку и протянул ее Росанову.

— Ладно, Женя. Побегу. Дела.

— Дела — оно конечно. Итак, через месяц.

Росанов шел прочь и думал:

«Тоже прохвост. «Закружились бесы разны, будто листья в ноябре».

Карточку он выбросил в первую же подвернувшуюся урну.

К ангару его подбросили на водовозке. Он прошел через гулкий ангар, пересеченный пыльными лучами, мимо препарированных самолетов-инвалидов, мимо автомата с бесплатной шипучкой (Стоп! Стаканчик!) и направился к кабинету Чикаева. И пока шел, и ехал, и снова шел, все чувствовал некий ритм аэродрома. Казалось, звуки самолетов слышны через равные промежутки времени, и все вокруг крутится, гудит и пульсирует независимо от людей.