Второй дубль - [10]

Вдруг дверь снова открылась, и в комнату вошли двое кавказцев. Один подошел к ней и, потянув за цепь, заставил привстать. Он что‑то сказал на своем языке другому, и они засмеялись. Другой, постарше, подошел к Вере и стал ощупывать ее тело, затем взял волосы, намотал их себе на руку и подтянул ее лицо к своему. Он пристально смотрел на нее, и поневоле она отвела глаза от этого пронзительного взгляда.

Удерживая ее за волосы, он что‑то сказал тому, первому, и они снова засмеялись.

— Слушай, девочка, — обратился к ней тот, что был помоложе, на ломаном русском. — Тебя Халид покупает, ты теперь ему будешь служить, поняла? Будешь делать все, что он прикажет. И не вздумай истерику устроить — зарежем.

С этой краткой речью он отстегнул цепь от батареи и передал ее Халиду. Обменявшись рукопожатием и несколькими фразами, мужчины пошли к двери. Халид потянул за собой Веру.

Она закричала, так как затекшие в кандалах ноги доставляли ей мучение.

— А ну заткнись, курва! Че разоралась?

Халид резким движением ударил ее по губам. Вера почувствовала солоноватый вкус крови из разбитой губы.

— Я теперь твой хозяин. Будешь делать то, что прикажу.

Вера, с трудом преодолевая каждый шаг, неуклюже переступая в кандалах, потащилась за ним. Она беззвучно молилась, прося Бога смилостивиться и помочь ей. Лица Владимира, матери, отца молниеносно проносились в ее голове…

Они приехали в какое‑то горное селение. В доме, куда Халид втащил Веру, было несколько комнат. До нее донеслись женские голоса.

Халид снял с Веры цепь с кандалами и, втолкнув в темную комнату, захлопнул за ней дверь. Вера услышала звук поворачивающегося ключа. Единственным источником света в комнате была керосиновая лампа, стоявшая на подоконнике. Окно было забито досками. Кроме узкого лежака другой мебели не было. В углу стояло ведро, видимо, для того, чтобы справлять нужду.

Кто‑то стал открывать дверь ключом, и на пороге появилась пожилая женщина с тазом воды. Она вошла и поставила воду около кушетки.

— Помойся, вот мыло, — на чистом русском сказала женщина. Она протянула ей обмылок и положила рядом с тазиком лоскут, который явно предназначался для вытирания.

«А голос как у молодой», — подумала про себя Вера.

Вглядевшись внимательно, Вера увидела, что женщина совсем не пожилая. Хотя трудно было сказать, сколько ей лет. Обветренное, но без морщин лицо и угадывающееся под одеждой упругое молодое тело говорили, что женщине было лет двадцать пять — тридцать. Впалые щеки, изможденный взгляд и скорбь в глазах придавали ей старческий вид.

— А где мы? — Вера сделала попытку узнать, где они находятся, но женщина беззвучно вышла и заперла за собой дверь.

Вере ничего не оставалось, как последовать указанию. Обнаженная, она стояла в тазике и с каким‑то ожесточением пыталась смыть с себя пот и грязь. Вдруг у нее возникло ощущение, что за ней наблюдают. Она повернулась в сторону двери и почувствовала, что на нее кто‑то смотрит в замочную скважину.

Послышался шепот по другую сторону. Вера лихорадочно схватила принесенный женщиной лоскут, пытаясь прикрыться. Дверь внезапно открылась, вошел Халид…

Обязанностью Веры было удовлетворять сексуальные желания хозяина и его гостей. В доме находилось еще несколько женщин. Вера их видела, когда, поочередно меняясь, они приносили ей пищу и питье, воду для того, чтобы она могла помыться, и выносили ведро с экскрементами. Никто из них никогда с ней не разговаривал.

Она и не подозревала, что была одной из девушек, пользующихся наибольшим спросом. И не помогало, что болевшее тело отказывалось принимать насильников. Когда было сложно вторгаться в нее, в ход шли другие средства.

Проведя в этом доме несколько недель, подвергаясь насилию и унижению, Вера потеряла счет времени. Знала только, что снова придет Халид и будет ее долго и мучительно насиловать. А может, это будет кто‑то из его гостей, захотевший утолить свою похоть.

Первые дни Вера плакала, просила ее пощадить. Но поняв, что ее слезы только разжигают садистов, Вера решила сжать зубы и беззвучно сносить все, что они делали с ней.

Она была как кукла, как робот, равнодушная ко всему, впавшая в какой‑то транс, внушая себе, что это происходит с ней не в реальности, потому что в нашей стране такого не существует. У нас все народы дружат. Это не может происходить с ней наяву.

Вера не знала, что похищения людей и торговля ими с целью получения выкупа или обращения в рабов для Чечни были давней традицией и обычным ремеслом. Обычным также было похищать молоденьких девушек и заставлять их работать в своего рода борделях.

Из обрывков разговоров Халида и его гостей Вера догадывалась, что находится, скорее всего, в Чечне. Ее догадка подтвердилась, когда подвыпивший Халид, перед тем как изнасиловать ее в очередной раз, показал ей газету «Грозненский рабочий» со своей фотографией и похвастался, что он большой человек, которого все знают и уважают.

Однажды дверь открылась и в комнату вошла та самая женщина, которую Вера видела в первый день своего заточения здесь.

Женщина положила на кушетку какое‑то платье и сандалии.

— Надень это, — коротко бросила она.