Второе посещение острова - [5]

— Сейчас я потерял пятнадцать тысяч долларов, – сказал он весело.

Я несколько испугался, решив, что явился тому виной, отвлёк его внимание. Раскрыл свой пакет, нашарил на его дне первый подарок, довольно нелепый, скажешь ты, шагнул к столу, прицепил к распахнутой у ворота белой рубашке Константиноса медаль «За доблестный труд».

У этого человека, миллионера, есть всё, что ему нужно, и, может быть, абсолютно всё, что можно купить за деньги. Но подобной медали у него ни при каких обстоятельствах быть не могло!

Склонив большую голову с крупно курчавящимися волосами, он удивлённо рассмотрел её и засмеялся, как ребёнок, когда я перевёл ему на английский надпись, выбитую на медали. Потом сказал, что она принадлежала моему покойному отцу. Он был тронут.

В эту минуту по экрану телевизора поползли столбцы каких‑то цифр. Константинос взглянул на них и повернул ко мне смеющееся лицо.

— А сейчас я заработал сорок три тысячи долларов!

Я подумал, что он по–крупному играет на бирже, продаёт–покупает большие пакеты акций или, скорее всего, прибыль получается в результате скачущих цен на перевозки зерна на зафрахтованных судах. Ведь он и Юра занимаются хлебными морскими перевозками по всему миру.

Расспросить обо всём этом у меня не хватало слов.

Я передал ему пакет с оставшимися подарками. Он вынул оттуда три одинаковых плоских предмета, завёрнутые в газеты. Главный сувенир для его жены и детей, имена которых за девять лет я успел позабыть.

Это были три из девяти, как ты знаешь, сохранившихся у нас старинных тарелок – остатки голландского сервиза, принадлежавшего когда‑то моей бабушке, я их реквизировал перед самым отъездом, не сказав об этом тебе. Ведь особенно приятно дарить то, что самому очень дорого. Не так ли?

Константинос полюбовался тарелками с выпуклыми, разноцветными с позолотой изображениями винограда, персиков и грецких орехов, поблагодарил. Потом бережно спрятал их в ящик стола, спросил:

— Хочешь сейчас звонить в Москву?

В самом деле, у меня из головы вылетело по приезде сразу позвонить тебе на работу. Что при помощи Константиноса и сделал.

«А как там Люся с мальчиком?» – спросила ты. «Дрыхнут», – я глянул на часы. Однако, шёл уже первый час. Нужно было бы позвонить и ей в отель. Боясь показаться чрезмерно наглым, я всё же попросил об этом Константиноса.

Тот поднял от бумаг отрешённый взгляд. Потом нажал на какой‑то клавиш, и в дверях возникла Пенелопа.

Вытащив из ящика тарелки и похваставшись, он что‑то сказал ей по–гречески.

Та поманила меня, провела коридором в одну из комнат с открытой дверью. Там за компьютером восседала какая‑то тётка. Бросилось в глаза её синюшное, треугольное лицо с тонкими губами.

— С приездом! – сказала она на чистом русском языке. – Шеф давал мне читать ваш роман об острове. Присаживайтесь. Меня зовут Галина Михайловна.

— Откуда вы?

— Из Москвы. Работаю по контракту с вашими друзьями Юрием и Константиносом, консультирую, даю справки о российском законодательстве, таможенным вопросам. Чем могу быть полезна? Можете звать просто Галей.

Она связала меня с отелем.

«Куда вы делись?! – недовольно спросила Люся. – Мы с Гришкой только что поднялись из ресторана. Не с кем его оставить. А я, в отличие от вас, впервые в Греции, тоже хотелось бы побегать по магазинам».

Хоть немного зная меня, трудно предположить, что я способен «бегать по магазинам». С другой стороны, это её желание можно было понять, и я пообещал скоро вернуться, остаться с малышом.

— Молодая жена? Ребёнок? – спросила Галина Михайловна, закуривая сигарету и пододвигая ко мне пачку «Мальборо» с зажигалкой.

— Спасибо. Три года как бросил.

— Так это жена? – настойчиво повторила вопрос Галина Михайловна.

— Нет, – буркнул я, не желая вдаваться в объяснения.

— А чья же? Кстати, шеф, конечно же, пригласил вас на сегодняшние смотрины? У него намечаются серьёзные перемены. Очень. Я тоже приглашена вместе с другими сотрудниками. Поедете? Возьмёте своих?

От ответов на праздные вопросы спасло появление в дверях Константиноса. Приятно было видеть на его рубашке медаль моего отца.

— Владимирос, – он властно увлёк меня обратно в кабинет.

Оказалось, в больших картонных коробках привезли из ресторана обед для него и сотрудников.

Я сидел на диване перед стеклянным столиком, ел разложенные Пенелопой по одноразовым тарелочкам салат из морской живности, какую‑то тушёную рыбу с жареной картошкой, попивал из высокого бокала апельсиновый сок с кусочками льда.

Константинос,. сдвинув в сторону бумаги, обедал за своим столом и, почему‑то извиняясь, растолковывал мне, что сегодня короткий день – пятница, что он очень просит меня поехать к нему в гости вместе с сотрудниками, что по дороге мы заедем за моей спутницей и её ребёнком.

Я, конечно же, согласился. Тон его уговоров был непривычен, почти умоляющ. Чтобы скрыть замешательство, я спросил, указав на его шрам:

— Откуда это?

Тот беспомощно улыбнулся. Вызвал Пенелопу. И она, убирая со столов тарелки, объяснила, что прошлой зимой Константинос особенно много работал, однажды в феврале пошёл так же после обеда вымыть руки, потерял сознание, рухнул, ударившись подбородком о край умывальника, и оказался в больнице.