Вторая жизнь - [33]
– Это вы сами сделали? – спросила Лиза.
– Что? – Валентина Даниловна переключила внимание на гостью. – Сама, конечно, а ты что, не умеешь? Вяжешь хоть? На спицах или крючком?
– Нет, я не вяжу, – ответила Лиза.
Валентина Даниловна поджала губы, хотя там и поджимать было нечего.
– Очень красиво, – похвалила Лиза, показывая на картину из косточек.
– А я вяжу. Тут в больнице неделю была, так четыре шали связала. Думала, свихнусь. Раздарила, конечно, а теперь думаю – надо было продать. Ромка, ты как думаешь? Может, мне продавать начать?
Рома кивнул. Он ел пирожки и с хлюпом запивал чаем. Кухня была маленькая, рассчитанная на двоих, устроенная под двоих – две табуретки, на столе – две разнокалиберные чашки, тарелка с пирожками – одна, предназначенная для Ромы.
– А ты что ж, фигуру бережешь или как? – Валентина Даниловна больно ткнула Лизу пальцем в бок. Ей никто не предложил сесть, да и некуда было. Лиза так и стояла в проходе, прижимаясь к боку дребезжащего холодильника. Рома же продолжал чавкать и хлюпать.
Лиза почувствовала, что ей нехорошо. По спине тек пот, ее тошнило.
– Ты чего зеленушечкой-то покрылась? – с интересом, но без всякого беспокойства спросила Валентина Даниловна. – Бухала? Блевать тянет?
– Ей еще в кафе стало плохо, – с набитым ртом объяснил Рома. Он все же догадался встать и усадить Лизу на стул в комнате.
– Ничего, это с непривычки. Дорога тяжелая, – объяснила она, изо всех сил стараясь не обращать внимания на слова из лексикона свекрови – «зеленушечка», «бухать» и «блевать».
– Так чего, тяжелая? – удивилась Валентина Даниловна. – Это ж ты без сумок даже! А как я? Две сумки в руки, одну в зубы и телепаюсь-мотыляюсь по автобусам. А электрички-то какие хорошие стали! Я тут ехала на одной – там сиденья как в самолете. Хоть взлетай. Такие голубенькие, чистенькие, спинки ровненькие. Милота-Воркута!
Лиза, решив дать себе передышку, встала и пошла в ванную. Долго крутила кран горячей воды, но текла только холодная. Она вышла из ванной.
– Простите, там что-то с водой…
– Что, опять краны́ сорвало? Да чтоб его! У меня на крана́х больное место. В умывальнике все время срывало, так я его убрала. Что ни день, то чинить-починять! Да слесарь больше меня зарабатывал! Ты что, дернула, что ли? Наверняка крутанула и сорвала.
– Я не дергала, просто нет горячей воды.
– Так тебе горячая была нужна? Сразу бы так и сказала! Это колонку надо зажечь. Ты с колонкой-то умеешь? Нет? Запомни, сначала воду пускаешь, потом зажигаешь. Если вода не пущена, то колонка взорвется. Поняла?
– Мам, давай я сам сделаю. – Рома встал, включил воду, зажег колонку.
– Теперь можно? – спросила Лиза.
– Это ж тебе колонка, а не атомная электростанция! Подождать надо, пока нагреется. Тебе теплая или горячая?
– Если можно, горячую.
– Ромка, подкрути там! Я ж по молодости тоже такая была – чуть дунь, уже в обмороке валяюсь, а сейчас нормуль. Слушай, а знаешь, что у меня есть? Пакеты блевательные! Мы с «Любавой» на теплоходе катались, так там всем блевательные пакеты выдавали. Такая бумага хорошая – крафтовая. Ну я и прибрала чуток. Думала, корзинки из этой бумаги сделаю. Чтобы всякие ключи-перчатки складывать. Нарезал, накрутил, на клей присобачил и живи не тужи. Так давай я тебе дам. Про запас. Да мне вообще зарплату должны выдавать блевательными пакетами – так тошнит от этой работы. А что – всех тошнит, куда деваться-то? У меня-то печатный станок давно сломался. Сколько дверью ни хлопай – денег не печатает. Вот и пентюляюсь на работу.
– А «Любава» – это что? – вяло поинтересовалась Лиза.
– Так это ж ансамбль наш. Ромка тебе что, не рассказывал? Мы гран-при взяли на конкурсе в прошлом году, и это я еще не в голосе была. Это ж моя отдушина – попоешь, так, глядишь, и жить хочется. Мы русские народные поем, частушки, но и современное можем. Надо только мне схудеть чутка, а то я в костюм не влезаю. В прошлый раз так затянулась, что дышать не могла, поэтому и не в голосе была. Мы еще и танцуем. А я девкам своим показываю, что если руку подниму, все, кранты – платье прямо на мне и разойдется. Ну, я встала деревцем в центре, такая березонька размером с дуб, а девки вокруг меня хороводы наяривали. Я только из стороны в сторону покачивалась. Мне форму держать надо. Без формы никак. Ромка, когда мальцом был, я ж своими связками его и кормила – спать уложу, стулья к кровати придвину, чтоб не свалился, а сама в ресторан, петь-горланить, еду соберу со столов, так и проживали. Сама, помню, банку кильки открою, на хлеб положу и сижу жую. Ох, молодая была, ничего не боялась. Вся такая смелая-загорелая по таким кабакам шастала. Дура была. Это вы, молодые, жизни не знаете. По кабинетам красивым сидите, а мы… Зато я сейчас тоже начальница – за фестивали да мероприятия отвечаю. Девки бегают, шуршат – Валентина Даниловна то, Валентина Даниловна се. А кто деньги выбивает, кто на ковер ездит? Валентина Даниловна! Да еще про себя не забыть! Я говорю, вы покажите, кому дать, чтоб денег выделили на мероприятие, так я дам, даже с удовольствием. Нет, все жадные, за лишнюю копейку удавятся. А у меня ж дача. Я там весь дом под дуб, под ясень отделала. Красота – не могу. Смотрю и чуть не плачу, какая красота. Вот доделаю, будем спать-отдыхать, да, Ромка? А за материалы двести тыщ отдай, не греши. Ромка, слышь, может, мне опять пойти погорланить? В ресторан наш, «Заокский», что ли? Там, правда, Анька подвизалась, шалава безголосая, сиськами трясет, глотку дерет так, что, глядишь, обосрется ненароком. И стоит некрасиво – как на толчок присаживается. Тоже мне Тинка Тернер нашлась. У Аньки что – грудь да морда еще свежая. Звезда… нашлась. Я Толика, хозяина, хорошо знаю, говорю ему, тебе голос нужен или сиськи, а он мне говорит – сиськи. Ну не козел? Как был в молодости козлом, так и остался. Лысый уже, с простатитом, а все туда же.
С момента выхода «Дневника мамы первоклассника» прошло девять лет. И я снова пошла в школу – теперь с дочкой-первоклассницей. Что изменилось? Все и ничего. «Ча-ща», по счастью, по-прежнему пишется с буквой «а», а «чу-щу» – через «у». Но появились родительские «Вотсапы», новые праздники, новые учебники. Да, забыла сказать самое главное – моя дочь пошла в школу не 1 сентября, а 11 января, потому что я ошиблась дверью. Мне кажется, это уже смешно.Маша Трауб.
Так бывает – тебе кажется, что жизнь вполне наладилась и даже удалась. Ты – счастливчик, все у тебя ровно и гладко. И вдруг – удар. Ты словно спотыкаешься на ровной дороге и понимаешь, что то, что было раньше, – не жизнь, не настоящая жизнь.Появляется человек, без которого ты задыхаешься, физически не можешь дышать.Будь тебе девятнадцать, у тебя не было бы сомнений в том, что счастье продлится вечно. Но тебе почти сорок, и ты больше не веришь в сказки…
Каждый рассказ, вошедший в этот сборник, — остановившееся мгновение, история, которая произойдет на ваших глазах. Перелистывая страницу за страни-цей чужую жизнь, вы будете смеяться, переживать за героев, сомневаться в правдивости историй или, наоборот, вспоминать, что точно такой же случай приключился с вами или вашими близкими. Но главное — эти истории не оставят вас равнодушными. Это мы вам обещаем!
В этой книге я собрала истории – смешные и грустные, счастливые и трагические, – которые объединяет одно – еда.
Десять лет назад вышла моя книга «Плохая мать». Я начала ее писать спустя две недели после рождения дочери. Мне нужно было выплеснуть на бумагу вдруг появившееся осознание – мы все в определенные моменты боимся оказаться плохими родителями. Недолюбившими, недоцеловавшими, недодавшими что-то собственным детям. «Плохая дочь» – об отношениях уже взрослой дочери и пожилой матери. И она опять об ответственности – уже дочерней или сыновьей – перед собственными родителями. О невысказанных обидах, остром желании стать ближе, роднее.
Помните ли вы свой предыдущий год? Как сильно он изменил ваш мир? И могут ли 365 дней разрушить все ваши планы на жизнь? В сборнике «Отчаянный марафон» главный герой Максим Маркин переживает год, который кардинально изменит его взгляды на жизнь, любовь, смерть и дружбу. Восемь самобытных рассказов, связанных между собой не только течением времени, но и неподдельными эмоциями. Каждая история привлекает своей откровенностью, показывая иной взгляд на жизненные ситуации.
Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
Мама все время рассказывает истории – мимоходом, пока варит кофе. Истории, от которых у меня глаза вылезают на лоб и я забываю про кофе. Истории, которые невозможно придумать, а можно только прожить, будучи одним из главных героев.
Эта книга – сборник повестей и рассказов. Все они – о семьях. Разных – счастливых и не очень. О судьбах – горьких и ярких. О женщинах и детях. О мужчинах, которые уходят и возвращаются. Все истории почти документальные. Или похожи на документальные. Жизнь остается самым лучшим рассказчиком, преподнося сюрпризы, на которые не способна писательская фантазия.Маша Трауб.
Я приехала в дом, в котором выросла. Долго пыталась открыть дверь, ковыряясь ключами в дверных замках. «А вы кто?» – спросила у меня соседка, выносившая ведро. «Я здесь живу. Жила», – ответила я. «С кем ты разговариваешь?» – выглянула из-за двери пожилая женщина и тяжело поднялась на пролет. «Ты Маша? Дочка Ольги?» – спросила она меня. Я кивнула. Здесь меня узнают всегда, сколько бы лет ни прошло. Соседи. Они напомнят тебе то, что ты давно забыл.Маша Трауб.
Любая семья рано или поздно оказывается на грани. Кажется, очень просто перейти незримую черту и обрести свободу от брачных уз. Или сложно и даже невозможно? Говорить ли ребенку правду? Куда бежать от собственных мыслей и чувств? И кому можно излить душу? И, наконец, что должно произойти, чтобы нашлись ответы на все вопросы?