Вторая жизнь - [48]
И вот он увидел Белозубова.
Встречали его с Нивой. Домашников суетился, дурачился на перроне:
— Я тебя познакомлю с таким человеком, с таким человеком!.. Мы с ним ели из одной кастрюли пять лет. Начальник цеха, инженер, ученый… Скромный, честный, всей стране известный!
Нива беззвучно посмеивалась, взгляд ее скользил по синим рельсам, улетал вдаль, глаза ее заинтересованно поблескивали, словно гадая, что за чудо скоро появится перед нею.
Семафор поднял руку, и поезд ворвался в город — снова вернул Белозубова в его юность-молодость. Он медленно выходил из вагона, посматривая по сторонам, взгляд его упирался в здание вокзала, в привокзальную площадь и новые дома по проспекту, словно он не искал глазами никого, кто бы мог его встретить. Нарядный, с открытой головой, на которой по черной шевелюре паутиной висела седина. Со спокойными глянцевыми алыми губами. А еще — располневшие, выбритые до синевы щеки и большие белые руки, тяжело ухватившие два кожаных саквояжа.
Шел прямо на Домашникова.
Узнали друг друга.
Обнялись. Похлопали друг друга по плечу.
Вздохнув, Белозубов произнес:
— Ну, вот я и приехал. Как домой. Нива? Очень приятно. А теперь, люди, проводите меня в гостиницу.
Домашников возмутился:
— Как?! А ко мне?!
Белозубов кашлянул:
— Но ты же теперь не один?!
Да, конечно, Домашников был теперь не один, и время было уже не то — молодое, студенческое, когда можно жить, не думая о сложных вопросах жизнеустройства. Теперь он с Нивой, а это значит — семья.
Белозубов в течение месяца приходил к ним каждый день и всякий раз пел в обнимку с гитарой, галантно ухаживал за Нивой, ошеломлял Домашникова новыми открытиями в мартеновском процессе, якобы отраженными в положениях его диссертации. Дом наполнялся шумом, весельем: друг гулял во всю и в гостиницу провожали его, как всегда, почти пьяным.
Все было хорошо, если бы не два «но».
Когда однажды Домашников прочел реферат белозубовской диссертации, молодцевато брошенный другом на стол, он не столь порадовался, сколько удивился. В реферате ничего нового не было, кроме обобщенного опыта, всем металлургам давно известного. А это для ученого, как говорится, ноль без палочки.
Удивило же то, что Белозубов бессовестно принял за свои некоторые предположения и догадки Домашникова о методах и возможностях сталеварения.
В обоих случаях он поступил как верхушечник и иждивенец чужого ума.
Помнится, они когда-то долго беседовали об этом. Домашников работал, варил сталь, думал, Белозубов же учился на инженера, слушал, запоминал и, наверное, тайком записывал.
В один из «тихих» или трезвых дней Домашников высказал все это ему в глаза. И хоть тот ошеломленно, обидчиво до наивности, со смешком оправдывался: «Но ты же знаешь, что это были только разговоры, мечтания, предпосылки… Позволь мне тебе объяснить», Домашников отрубил: «Не позволю! Это непорядочно, свет Миша! Спрячь-ка от меня подальше свою бесполую работу». И кинул ему на колени реферат в тяжелой кожаной папке.
А второе — с Нивой. Ее словно подменили. Она стала необычайно оживленной, лукавой, часто хохочущей, будто заново расцвела. Домашникову то и дело приходилось слышать, когда он приходил домой после горячих, напряженных в последнее время смен:
— А мы с Михаилом ходили в театр.
— А мы с Мишей ездили смотреть Железногорское море. Было так чудесно!
— А мы с Белозубчиком просмотрели все фильмы, которые я не видела.
И когда он слышал в следующий раз: «А мы…», — он, прищурившись, перебивал:
— С Михаилом. — И удивлялся тому, что Ниве хорошо с Белозубовым.
Хоть в этом, Мишка-холера, молодец!
Однажды она сказала Домашникову:
— Знаешь, а сегодня он угощал меня вином. В гостинице.
Домашников отвернулся и мысленно обругал себя «идиотом». Неужели и он не смог бы все это делать: театр, море, кино и вино?
Успокоила Нива:
— Ну, чего ты сердишься? Ведь он твой друг. Нельзя же гостю скучать!
Он бормотал:
— Да, да… конечно…
Особенно его резануло по сердцу, когда однажды он услышал их заливистый смех и потаенный шепот на кухне. Домашников редко приходил в гнев, но тут ему пришлось подумать: «А что же у них происходит, когда они не со мной, вместе, а «мы с Михаилом»?
Это не было пошлой ревностью, просто он беспокоился о том, что Нива и он с каждым днем становятся все дальше и дальше друг от друга. Когда он обращался к ней за чем-нибудь: «Ну что ж, супруга…» — она мрачнела, гас румянец, глаза обидчиво закрывались, и она приходила в то плохое настроение, которое было знакомо ему еще по парикмахерской.
Нива и Белозубов приходить к нему стали все реже и реже.
Домашников грустил и недоумевал.
Нива не приходила целую неделю, и в парикмахерской ее не было. Ему сказали, что мастер Семенова рассчиталась.
Это было непонятно и странно.
Однажды, сдав печь сменщику, вернувшись после ночной, Домашников увидел, раскрыв дверь, на полу большой белый листок из блокнота.
На фирменном бланке под грифом «Нижне-Тагильский металлургический комбинат…» торопливой авторучкой знакомым почерком размашисто сообщалось:
«Домашник! Мы тебя ждали с Нивочкой, но, к сожалению, поезд не ждет героев труда. Это по твоему адресу. Не дрейфь — будешь Героем! Если хочешь проводить — двигай по-быстрому на вокзал. Мы с Нивой ждем тебя, дорогуша. Коньяк еще не раскупорен, томится.
В последнем своем сборнике недавно ушедший из жизни магнитогорский писатель остался верен своей главной теме: повествуя о тружениках-уральцах, людях разных профессий и характеров, он стремился создать образ современного рабочего, человека-творца.
У известного уральского писателя Станислава Мелешина — своя тема, свой герой, свой собственный путь художественного раскрытия духовного роста нашего современника.Внимание автора устремлено к самым различным сферам жизни советских людей: повседневный труд, общественные и личные отношения, быт, семья, воспитание чувств.В предлагаемой читателю книге «Расстрелянный ветер» выведено много персонажей с несходными судьбами и характерами. Автор рассказывает и о наполненной событиями жизни советских людей и об остро драматической борьбе, происходившей в годы утверждения Советской власти на Южном Урале, о сложных человеческих взаимоотношениях, обостренных политическими и социальными изменениями в среде уральского казачества.Обращаясь к проблемам становления человека в повести «Таежный выстрел», писатель последовательно, шаг за шагом, прорисовывает каждый психологический ход мыслей героя, определяющие его как личность.В повести «Рабочие люди» автор восхищается человеком труда и вместе с тем заставляет героев в сложной, полной противоречий жизни пройти своеобразный экзамен, требуя тем самым от каждого ответа на вопрос, может ли он быть назван человеком, имеет ли он право носить гордое имя рабочего.Отказ от обывательского существования, готовность идти в ногу со временем, творческое отношение к своему делу, искания верного места в жизни — вот главные проблемы, моральные основы, решаемые и утверждаемые автором книги «Расстрелянный ветер».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Станислав Мелешин — член Союза Писателей СССР. Родился в 1928 году в Пензенской области в селе Белогорка. В 1930 году семья переехала на строительство г. Магнитогорска. Здесь С. Мелешин начал свой творческий путь. Во время службы в Советской Армии в 1955 г. заочно окончил литературный институт.С. Мелешин известен читателю по книгам: «Паче, Рума!», «Родные люди», «Трое в тайге», «Таежный выстрел», «Молния в черемухе» и др.В новую книгу С. Мелешина входят повести — «Это случилось у моря», «Любава» и два рассказа — «Вторая жизнь» и «В северном городе».Герои повести «Это случилось у моря» — охотские рыбаки.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.