Вторая жена - [5]

— Мы не можем этого сделать, — сказал он.

— Почему нет? Считаешь, что эта стена священна? — было 5.30 утра, близнецы просыпались рано. — Нам же надо где-то мыться.

Натан сел в постели с Феликсом через плечо.

— Раньше нам это всегда удавалось.

Нам. Я проигнорировала это короткое слово, имевшее такое большое значение. Я наклонилась и почеловала сначала Феликса, потом Натана.

— Хорошо, — согласился он. — Пусть будет новая ванная.

Если быть честным, Натан мог бы сказать, что ему очень понравилось — мрамор, медового цвета травертиновая плитка, блеск зеркала из нержавеющей стали, ванна в нише.

— Вот видишь, — поддразнила я его.

— Я готов довольствоваться мелочами, — улыбнулся он.

— В таком случае, ты получишь множество приятных мелочей. Новые ковры, шторы…

Я зашла слишком далеко, его улыбка погасла.

— Мы должны быть осторожнее, Минта. Сейчас мы не можем себе позволить ничего лишнего.

Я поцеловала его в губы долгим поцелуем Иуды:

— Обещаю.

Четыре года ушло, чтобы дюйм за дюймом тайно проникнуть во все поры, провести незаметно ремонт (то перекраска стены в спальне, то замена стульев) и добиться превращения дома Натана и Роуз в дом Натана и Минти.

В дни, когда мы с Роуз были друзьями, когда она была моим боссом — редактором книжного раздела в «Викенд Дайджест» — а я была ее заместителем, она околдовала меня сказочной жизнью ее дома. Я и сейчас вижу ее: склонившая голову над книгами или распечаткой статьи, прижимающая кружку с кофе к груди, перечисляющая те абзацы, что она вырезала или сократила по каким-либо соображениям. Петрушка поймала мышь. Ната купил мне белый пенстемон, и я высадила его среди лаванды. Протекла стиральная машина. Я представляла, как сера пена растекается по кухонному полу, как мелькает швабра, чтобы вытереть ее, как кивают колокольчики пенстемона на ветру. Я слушала семейные истории с их намеками и недосказанностью. Вопрос Поппи к брату: «А ты когда родился?». И ответ рассудительного Сэма: «Да уж пораньше, чем ты». Семейные фотографии Джейн в коробке из-под шоколада. Когда-то мне было это чуждо, как красивая картинка из книги. У меня нет семьи, и я о ней не беспокоюсь, сказала бы я Роуз. И я не хочу детей. Зачем вешать жернов себе на шею?

Тогда мне хотелось спросить ее, есть ли что-то, что они упустили? А когда наконец спросила, Роуз засмеялась тихо и счастливо:

— Нам нечего было упускать.

Что бы она ответила сегодня? Я никогда уже не узнаю. Я никогда не встречу ее в кафе и не буду сопровождать в прогулках по парку, которые она так любила. И не подниму трубку телефона, чтобы спросить: «А как ты думаешь…»? Никогда не увижу ее перед стопкой книг, просматривающей ее с жадностью ребенка, допущенного к лотку с леденцами. Между нами лежит глубокая темная пропасть молчания, таящая в зловещей глубине боль и предательство.

Глава 2

Ужин проходил хорошо. На холодильнике висело расписание: 8.15 — приходят гости; 9.00 — садимся за стол… Расписания имели решающее значение для моего душевного спокойствия. Нас было всего десять — число позволяющее гостям перебрасываться замечаниями друг с другом, когда замирала общая беседа, и избегать минут неловкого молчания. Список гостей начинался с руководства «Вистемакс», но отображал мою философию отношений, так что мои усилия не были потрачены впустую.

Херлисы прибыли в 8.11. Я открыла дверь, и Мартин втолкнул в прихожую Пейдж, которая была уже на седьмом месяце беременности.

— Я думаю нам можно прийти чуть раньше, — пробормотал он, в то время, как Натан снимал с Пейдж пальто. — Пейдж хотела проверить, как ты одета.

Я покраснела:

— Ну, и как?

Мартин изучил мое зеленое платье с запахом и одобрительно кивнул.

— Выглядишь великолепно.

Он жестом поддержки коснулся моей руки, и я почувствовала себя так, словно выиграла миллион долларов. Но чуть позже, перед приходом Барри и Люси, Пейдж неуклюже наклонилась ко мне и прошептала:

— Платье слишком узкое.

Я подтолкнула к ней тарелку с маленькими блинчиками и икрой.

— А твой муж считает, что все прекрасно.

— Моему мужу безразлично все, что его напрямую не касается, — она довольно сурово взглянула в его сторону. — Учти, глупышка, этот вечер зависит от жен, а не от мужей. Ты рассуждаешь, как одиночка. А жены тщательно проинспектируют твое платье. У тебя под ним торчат соски и отпечатался пояс от чулок. — Она подняла палец и многозначительно помотала им в воздухе. — Они решат, что ты намереваешься переспать с их мужьями, и они начнут обрабатывать мужей еще в машине по дороге домой. Запомни, мужья слушают своих жен, даже если их ненавидят.

— Да я не коснулась бы их мужей даже веслом!

— А попробуй-ка убедить в этом их жен.

Я часто бросала взгляд на Натана, сидевшего на другом конце стола. Он хорошо выглядел при свечах. Они наполняли блеском его глаза и маскировали бледность. Он мне нравился. А как выглядела я? Женщина в зеленом платье, поспешно ослабленном под грудью. Были мелкие детали, которые мне хотелось бы скрыть, следы усталости под глазами, оставленные невидимой рукой. Я подняла бокал и мысленно попросила Натана посмотреть на меня сквозь все это серебро и хрусталь. Я хотела убедиться, что он получает удовольствие от этого вечера и доволен моим творением.